Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - [147]
Когда именно произошла эта трансформация в политическом устройстве франков, неизвестно. Наш единственный источник – Григорий. Писавший свой труд спустя шестьдесят с лишним лет после смерти Хлодвига, историк явно пытался собрать воедино рассказы об этом короле из разных источников, и во многих случаях хронологию приходилось угадывать. Кампания против вестготов датируется разными источниками 507 годом, но подтверждения временных рамок других событий независимыми источниками у нас нет, а повествование Григория о военных успехах Хлодвига вызывает серьезные подозрения, не в последнюю очередь потому, что кампании, по его стройной версии событий, происходят каждые пять лет правления короля. Возможно, это и впрямь было так и здесь нет ошибки, но возникает ощущение, что Григорий (или более поздний «редактор») просто равномерно расположил их в удобной последовательности. Есть и другие поводы для сомнений. Великую победу Хлодвига над алеманнами Григорий датирует пятнадцатым годом его правления (496), однако в другом источнике, современном тем событиям, разгром алеманнов происходит почти на десять лет позже, чем у Григория. Конечно, кампаний могло быть две, но, если она была одна, значит, ошибается Григорий. Недоверие вызывает также его рассказ об обращении Хлодвига в католичество. По версии Григория, это произошло перед нападением франков на вестготов, принявших арианство, и это дает ему основания представить эту военную кампанию как священную войну за католическую веру, победу в которой Хлодвигу даровал сам Бог. В другом источнике указано, что крестился франк после победы, и есть указания на то, что он как минимум рассматривал вариант обращения в арианство[397].
Устранение Хлодвигом своих соперников, других франкских вождей, традиционно датируется 508 годом, потому что Григорий пишет, что убийства и казни произошли после победы над вестготами. Это вполне возможно, но точно так же возможно и то, что он постепенно устранял своих соперников на разных этапах своей карьеры. К примеру, одним из предлогов казни Харариха стал тот факт, что Хлодвиг не получил от него поддержки в борьбе против Сиагрия. Но Сиагрий потерпел поражение (опять-таки, надо отметить, по хронологии Григория) приблизительно в 486 году, и кажется очень странным, что Хлодвиг ждал больше двадцати лет, чтобы наказать недобросовестного соратника. Невольно задаешься и вопросом о том, как Хлодвиг сумел собрать достаточно сильную армию, чтобы разбить алеманнов и вестготов за такой короткий промежуток, если к тому времени он еще не успел пополнить свои войска военными отрядами других вождей, и на мой взгляд именно это предположение наиболее близко к истине. Тем не менее общая картина ясна. Идя по пути Валамира и Теодориха, вождей остготов (см. главу 5), Хлодвиг создал одно из самых сильных государств – преемников Западной Римской империи, одновременно аннексируя большие участки римских земель и объединяя под своей властью независимые военные отряды[398].
Как тесно с этим процессом была связана миграция франков?
Разделенное королевство
И исторические, и археологические источники показывают, что из франкских королевств VI века образовались два региона, разделенные рекой Луарой. К югу от нее довольно долго сохранялось римское наследие. Многие римские землевладельческие семьи сохранили свои поместья, а также свою культуру и ценности. Как следует прежде всего из сочинений Григория Турского и Венанция Фортуната, даже спустя два поколения после правления Хлодвига эти люди говорили на латинском языке, осознавали свое римское наследие и сохраняли интерес к римской культуре. Это не говорит о том, что появление нового королевства никак не сказалось на их жизни. К примеру, теперь им были недоступны бюрократические карьеры в имперской администрации, а за успех приходилось бороться при королевском дворе Хлодвига и его преемников, которые одни имели право назначать на высокие посты как в мирской, так и в церковной сфере. Экономика продолжала развиваться – Марсель заменил Арль в роли «перевалочного пункта» в торговле со странами Средиземноморья. И тем не менее в земли к югу от Луары редко вторгались варвары и образовывали там свои поселения – возможно, одно-два были расположены близ реки Шаранта и на границе с вестготами в Аквитании. В остальном археологическая картина этого периода вполне соответствует нормам, принятым у народов, подчиненным империи как в плане захоронений – мертвецов закапывали без погребального инвентаря, – так и по материальной культуре в целом. Нет почти никаких признаков иммиграции франков, даже на уровне переселения элиты, как при Нормандском завоевании, и основная римская политическая, социальная и административная единица – город (лат. civitas) вместе с высшим классом землевладельцев – осталась на своем месте[399].
К северу от Луары ситуация складывалась диаметрально противоположная. Примерно в период с начала V и до конца VI века жизнь отошла от норм римской эпохи, что отразилось на материальной культуре – примерно так же, как в англосаксонской Англии, о чем мы уже говорили. Как и в Нижней Британии, civitas, оплот римской администрации, уходят в небытие. Нет никаких свидетельств того, что в VI веке военная служба здесь организовывалась так же, как в других регионах королевства, на основе городского контингента. Социальные и экономические структуры тоже подверглись трансформации. Законодательные источники рисуют общество, теперь разделенное на три основные социальные группы – свободные, полусвободные (то есть находящиеся в перманентной зависимости) и рабы. Вторая из них – и об этом следует помнить – была неизвестна римскому миру. Есть количественные показатели, свидетельствующие о том, что узкий класс аристократии, схожей с римской, сменился более широкой и многочисленной элитой с более или менее закрепившимся влиянием – опять-таки как в англосаксонской Англии. Законодательные источники не делают различий в вергельде между большинством свободных и мелким дворянством; Григорий Турский не причисляет никого из ключевых северных деятелей к «знати» на протяжении весьма продолжительного повествования о событиях VI века (в то время как многие члены римских семей к югу от Луары именуются так); и крупные поместья, основной строительный материал для социально-экономического господства истинной аристократии, только начали вновь возникать в этом регионе в VII веке. Вплоть до этого момента термин «вилла» означал географическую область, а не основную единицу сельскохозяйственного производства
