Великие завоевания варваров. Падение Рима и рождение Европы - [136]
Как показывает существование litus Saxonum, активное информационное поле, необходимое для возникновения любого миграционного потока, уже существовало между Нижней Британией и Северной Германией к 400 году. Англосаксонская миграция протекала по хорошо известным путям и маршрутам и в каком-то смысле представляла собой лишь расширение уже имевшейся германской экспансии в этом направлении. Саксонские пираты были осведомлены о богатстве Римской Британии еще в III–IV веках, и они, вне всякого сомнения, обладали обширными познаниями о прибрежных водах и просторах Северного моря, а также о том, какими путями будет проще всего добраться до цели. Помимо этого, они должны были многое знать и о регионах Британии, удаленных от моря, ведь все реки, ведущие в глубь острова, были частью берегов, до которых доплывали боевые корабли. Суда 1-го тысячелетия были сравнительно небольшими и могли заходить по рекам довольно далеко, а потому не ограничивались лишь побережьем и непосредственно примыкающими к нему территориями. Сочинение Гильды свидетельствует о том, что имеющийся у саксов фонд знаний пополнялся на протяжении всего V века – а ведь в основах современных миграционных потоков лежит в том числе развивающееся информационное поле, база знаний. Первые саксы вполне могли быть, как пишет Гильда, наемниками, которым платили предыдущие или потенциальные жертвы их деятельности – в обмен на помощь в обеспечении защиты. Такой ход был запланирован, похоже, еще в конце III века, когда злоупотребляющий своей властью римский военачальник Караузий, изначально назначенный на этот пост как раз для борьбы с саксонскими и франкскими пиратами, принял некоторых из них на службу. Такое явление было широко распространено и в эпоху викингов. Отбить налет с моря сухопутным силам было очень нелегко. Вести о процветании наемников побуждали других вступать в их ряды на берегах Британии, по другую сторону Северного моря. И это могло и не быть частью коварного плана, как полагает Гильда. Первые наемники могли поступать на службу с честными намерениями, однако по мере развития событий – другими словами, при расширении информационного поля – возрастали и их амбиции. Или, может быть, новые группы саксов, лелеявших честолюбивые замыслы, увидели возможность быстрого и капитального обогащения и тоже вступили в игру – так же и в эпоху викингов небольшие отряды воинов в конце концов сменялись многочисленными группами под руководством видных предводителей[367].
Получается, что не новые географические сведения о Нижней Британии превратили набеги саксов в миграцию на протяжении V века, но растущее понимание того, что былое политическое и стратегическое положение дел изменилось до неузнаваемости. Пока Британия оставалась частью Римской империи, любые серьезные попытки саксов завоевать принадлежащие ей территории острова были бы обречены на неудачу. Силы litus Saxonum были вполне способны справиться с налетчиками, которым не хватало ума вовремя отступить – именно такая судьба ждала саксонских грабителей, объявившихся в Галлии во времена Аммиана. Однако стоило Британии выпасть из римской системы, как саксы поняли: теперь можно не ограничиваться периодическими набегами, и это касается не только наиболее алчных из них. По словам Тильды (другие источники также подтверждают эти сведения), налетчики и даже иммигранты из Ирландии и Шотландии – скотты и пикты соответственно – тоже выстраивались в очередь, надеясь поживиться остатками[368]. Привлекательность развитой экономики, выстроенной по образцу римской, была подлинной причиной этих событий, и, как и в случае с другими миграционными потоками, переплетение политических и экономических факторов здесь яснее ясного. Богатство Нижней Британии могло стать доступным для саксонских мигрантов лишь в случае полного захвата политической власти на острове, и это стало возможным только после того, как Британия утратила право на защиту со стороны Римской империи. Скорее всего, в течение одного поколения саксы, жившие на континенте, узнали о том, что теперь британские земли стали беззащитны перед нападением. Серьезные набеги, вероятно, начались еще в 410 году, но лишь ближе к 440-м годам ситуация стала критической, по крайней мере, так утверждали свидетели тех событий, жившие на материке. И вполне вероятно, что именно в это время англосаксы либо поняли, что прежних препятствий к полномасштабному завоеванию больше нет, либо просто дозрели до новых устремлений, от обогащения путем грабежа до полноценного захвата территорий.
Существующие политические структуры влияли на развитие событий и на другом уровне. По сравнению с иными миграционными феноменами той эпохи на материке у нас поразительно много данных об активности небольших групп англосаксов. К 600 году итогом миграционного потока стало, как мы видели, образование сравнительно небольших англосаксонских королевств. Это верно и для романо-бриттского мира, который, по крайней мере в годы после правления Амвросия Аврелиана, не отличался политическим единством. И в одном из недавних исследований был задан вопрос – почему в континентальной Европе V века так мало примеров захвата власти местным, исконным населением – ведь Амвросий Аврелиан сумел обрести господство, да и небольшие королевства романобриттов во времена Тильды были главной политической силой в Корнуолле и Уэльсе
