Великие русские старцы - [117]

В Москве, в храме Богоявленского монастыря, а затем и в самой Афонской часовне, у старца было много духовных чад, и еще больше тех, за кого он молился.

Мирное и любвеобильное выражение лица старца невольно вливало духовную теплоту в сердце скорбевшего. Обыкновенно молчаливый, отец Арсений, когда нужно, изливал обильный поток духовной беседы. Речь его была сильная, как основанная на духовном опыте богомудрых отцов Церкви и их писаниях и как изученная собственным его опытом.

Старец Арсений умел как-то тотчас распознать человека, пришедшего к нему за духовной помощью, а потому и преподать каждому потребное духовное Врачевство.

Во время исповеди все существо его как бы преображалось — лик горел неземной святостью и умилением, а вдохновенные уста с небесной радостью изрекали благодатное прощение грехов.

Старец весь как бы светился небесной благодатью, и ощущалась при его разрешительной молитве такая невыразимая радость, которую описать нельзя словами.

Смирение отца Арсения было изумительно. Он всегда считал себя первым из грешников. Старца смущало, что, среди разнообразных занятий, вдали от святого Афона, он не мог исполнять во всей точности его устава иноческой жизни, — и это нарушение устава старался восполнять делами любви христианской.

Огромные средства, которые давались старцу окружавшими его богатыми почитателями, тут же распределялись среди нуждающихся, среди бедных, среди пострадавших от несчастий. Ни одно общественное полезное учреждение не обходилось без живого участия старца Арсения, — и в Россию, и в Японию, и на Алтай, и в Кульджу шли его пожертвования.

Много было сделано старцем и братией Афонской часовни для наших единоплеменников и единоверцев в годы Русскотурецкой войны за освобождение славян от иноземного ига.

Старец стал членом «Общества Красного Креста», заботившегося о раненых и больных воинах, устраивал госпитали.

«Господь не прежде о нас позаботится, — говаривал старец Арсений, — как только мы сами будем заботиться о других».

После того, как в Москве была построена и освящена Афонская часовня, отец Арсений просил афонских старцев снять с него послушание служения при часовне и дозволить ему возвратиться на святой Афон, по которому постоянно тосковала его душа, тем более, что зрение и ноги его стали ослабевать, но Господь, ведающий «сущия Своя», судил ему иначе. Афонские старцы не только не сняли с него послушания при часовне, но дали ему еще другое послушание, еще более трудное — приискать на Кавказе место, где бы могла быть устроена иноческая обитель, служащая как бы неким новосаждением Русского Пантелеимонова монастыря.

И старец Арсений с обычными ему жаром и энергией принялся за новое дело. Вскоре он нашел в Абхазии близ Сухуми удобное место для обители. Впоследствии там был устроен НовоАфонский Симоно-Кананитский монастырь. Старец Арсений предназначался афонскими старцами в настоятели новой обители, но из-за Русско-турецкой войны начатые работы приостановились.

В начале осени 1879 года старец Арсений, идя по улицам Петербурга, нечаянно споткнулся, упал и ушиб себе ногу. Нога его так разболелась, что он принужден был, по совету врача, довольно продолжительное время не выходить из кельи, а затем лечиться в Москве. Но едва прошла боль в ноге, старец заболел острым воспалением легких и принужден был слечь в постель. Тут уж отец Арсений понял, что Господь взывает его к Себе. Старец поспешил известить о себе афонских старцев и испросить у них последнего прощения и благословения.

В болезни он неоднократно приобщался святых Христовых Тайн и только жалел, что Господь не судил ему принять схиму.

17 ноября совершено было над ним молитвенное последование на исход души, и около двух часов дня старец Арсений мирно почил о Господе. Погребен отец Арсений на монастырском кладбище московского Алексеевского монастыря. В годы советской власти на месте кладбища был устроен пионерский парк. Судьба захоронения неизвестна.

Духовные наставления

◊ И устно и письменно старец всегда внушал любить Бога беспредельной любовью, всем сердцем, всей душой, всеми силами существа своего, чтобы не полсердца отдавать Богу, другую же половину миру, а всецело предаваться Господу и святой воле Его.

◊ Учение о благодатном смирении, терпении и благоразумном несении креста было любимейшей беседой старца. Он всегда говорил: «Благодарите Господа за скорби еще больше, чем за радости, потому что скорби — это обручальный залог души с Господом, это драгоценнейший дар распятого за нас Спасителя, оставленный Им в наследие и благословение любимейшим Своим ученикам, апостолам, мученикам и всем святым подвижникам. Без скорби не войдешь в рай».

И все это высказывалось с таким сочувствием, с такой теплотой Евангельской любви к страждущему от скорби, что хотелось бы еще более страдать, чтоб только удостоиться подобных утешений.

◊ Старец говорил, что от страстно танцующих отступают ангелы хранители.

◊ «Скучаете вы уединением жизни, стеснением свободы, а когда заключат вас в гроб, тогда не еще ль более стеснены будете? — говорил старец. — Но знайте, что все, живущие здесь весело, идущие широким путем, будут по переселении в вечность в большей тесноте, в большей беде, тут и скорби, — и скорби этой конца не будет. Лишенные же здесь, или лишающие себя ради Бога свободы, там будут в великом просторе, в великой и бесконечной радости».