Великие романы великих людей - [5]
Сулейман Великолепный. Тициан. 1530 г.
Как же было бедной девочке Насте вообще во всем этом выжить, не говоря уже о том, чтоб занять более-менее безопасное место в этом Доме Счастья, где несчастья подстерегали ее на каждом углу? Для начала нужно было отказаться от веры, в которой она выросла, от веры ее собственного отца – она сделала это не моргнув глазом. Те, кто не отказался от собственной веры под угрозой смерти, имеют право ее осудить. Я промолчу. Практически все так поступали, всех-то делов – сказать: «Нет Бога, кроме Аллаха, Мохаммед посланник Аллаха», – и даже обрезать ничего не надо, нечего там обрезать! Вот и Настя не отказалась молиться Аллаху вместо Иисуса. Но это далеко не все. После отказа от веры нужно отказаться от языка. Сохранить его – не проблема, в гареме славянский язык (его тогда не ахти как делили на русский, польский и прочие) достаточно популярен, а в янычарском войске, которое набирают из полученных в качестве дани из завоеванных славянских стран мальчиков, – он вообще первый. Итальянский разведчик Паоло Джовио так и пишет императору Карлу V: «При султанском дворе разные языки в ходу: турецкий, язык властителя; арабский, на котором написан турецкий закон – Коран; третье место занимает язык славянский – на нём, как известно, говорят янычары». Кстати, и сам султан, несомненно, в определенной мере этим языком владел, мать-сербка явно учила, так что и его внимания можно было бы добиться – но не стать совершенно своей! И тут решение было принято быстро и сразу: Настя очень быстро освоила турецкий на уровне родного, да он и стал для нее родным. А после отказа от веры и языка отказ от родины уже есть чисто техническая процедура. Чтоб надежно покорить сердце турецкого султана, надо быть турчанкой или хотя бы стать ею. Страшное насилие над всем, что в человеке свято, – не затаила ли она в памяти зла на тех, кто ее к этому принудил? Вполне возможно, человеку трудно простить такое. Так что все, что в ней осталось славянского, – это кличка, данная ей, скорее всего, венецианскими дипломатами, старавшимися через своих шпионов быть в курсе всех событий при дворе потенциального противника. Они называли ее роксоланой – нет, тут не опечатка, именно с маленькой буквы. Просто по латинскому названию племени, к которому, по их мнению, Настя Лисовская принадлежала.
Роксолана. Тициан. XVI в.
Кстати, а славянское ли племя они имели в виду, и если да, то какое? Впервые упомянувшие роксоланов Страбон и Тацит совершенно однозначно считали их сарматами, то есть ираноязычным племенем, а Тацит их славянам вообще напрямую противопоставлял. Правда, после их завоевания в IV веке гуннами остатки роксоланов могли принять участие в формировании некоторых славянских племен. Но называть их славянами и отождествлять с Русью впервые стал только автор учебников истории для гимназий XIX века Иловайский – как раз к тому времени, когда к этой науке возник интерес у исторических романистов, которые за эту версию незнамо с чего радостно ухватились. Кстати, средневековые европейцы называли Сарматией как раз Польшу. Помните «Королеву Марго» Дюма? Там Маргарита, готовясь встречать польских послов, предлагающих ее брату Генриху корону своей страны, усердно пишет по-латыни речь именно к послам Сарматии… Польская кровь у Насти вполне вероятна – Казимир Великий захватил Львов и его окрестности еще за полтора века до ее рождения. А была ли она украинкой, в чем вроде бы практически все уверены? Есть пара тонкостей. Вот потомки ее родни, если пережили все войны и кровопролития, затронувшие эти края, и никуда не перебрались, вполне возможно, что и считают себя украинцами. А сама Настя не только родилась польской подданной – после завоевания ее родины тот же Казимир Великий включил в свой титул слова «Король Русской земли», и ее православных жителей обычно русскими сами же поляки и звали. Даже через сто с лишним лет Богдан Хмельницкий на вопрос, к какой национальности он себя относит, ответил, что раз уж живут на Украине два народа, то он относит себя к русским. Тогда с этим все в Польше было просто: католик – значит поляк, православный, как Настин папа, – значит, русский. Полагать, что для Насти в этом вопросе сделали исключение, могли только чрезмерно патриотично настроенные украинские писатели, которые приватизировали знаменитость, даже не подумав, такая ли это хорошая реклама для Украины. Но их русским коллегам отбивать у них Настю не советую – русских она тоже мало украсит, да и турчанка она, самая настоящая, причем по собственному выбору. В наше время к национальному вопросу в Европе подходят именно так: если захотела женщина быть турчанкой, приняла ислам, как турчанкам и положено, да и родным языком для нее стал турецкий, то она турчанка, и все тут. А кто не согласен и ссылается на ее хромосомный набор, пусть отнесет свои соображения на тот свет в расовый отдел гестапо, потому что никто другой слушать их не будет. Даже немножко неудобно перед турками – что же я им подсовываю, они же мне ничего плохого не сделали… Но истина именно такова, и просто некуда от нее деваться. Не писать же, как один украинский журналист, что на читательской конференции в Чемеривцах, ее возможной родине, все «были единодушны, что родилась-таки в Украине, за которую болела всей душой до последних своих дней». Было бы, конечно, хорошо, но какие этим прекрасным словам есть доказательства, кроме горячего желания? Может быть, полностью покорный ей влюбленный супруг-султан по ее просьбе прекратил ужасные набеги на славянские земли подвластных ему людокрадов? Сама же в их лапы попала, знала, что это такое… Да ничего подобного, как бесчинствовали, так и продолжали бесчинствовать, и турчанке Насте было на это наплевать с самого высокого стамбульского минарета! У нее уже шла совершенно другая жизнь, где не было ни городка, где она родилась, ни отца с матерью, ни подруг детства, – страшная и беспощадная. Пусть уж и дальше живет турчанкой, даже роксоланой называть ее не стоит. Скоро у нее появится новое имя.
