Великие романы - [13]

Сразу скажу, что дочь Суворов обожал всю жизнь. Его письма к дочери – шедевр трогательности. «Ай да, Суворочка, как же много у нас полевого салата, птиц-жаворонков, стерлядей, воробьев, полевых цветов. Морские волны бьют в берега, как у вас в крепости из пушек, от нас в Очакове слышно, как собачки лают, как петушки поют…» – пишет он ей в Смольный. Даже войну он старается описать понятным ребенку языком: «У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы, а как вправду потанцевали, то я с балету вышел – в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили». А что же с сыном, Аркадием? С ним хуже: отец его знать не желает и своим не признает. Но умница Наташа может делать с отцом что захочет. Ей тягостно такое положение братика, о котором она не думает плохо. Она привозит одиннадцатилетнего мальчика в родовое имение Кончанское, и Суворов видит ребенка, похожего на него как две капли воды. Рассказывают, что грозный полководец, увидев это, заплакал. Он отказывается от своих слов, признает Аркадия своим сыном. Что тут скажешь, кроме «слава Богу!». Нет в этой семье мира, так хотя бы меньше войны.

Признанного отцом сына немедленно жалуют камер-юнкером, он уезжает в Петербург. И тут Варвара Ивановна, узнав, что сына признали, возымела надежду, что муж поможет ей в ее достаточно тяжелом положении. Она пишет ему отчаянное письмо, в котором просит помочь заплатить долги. Она их сделала, чтоб достойно воспитать сына на те очень небольшие деньги, которые Суворов выплачивал ей как содержание. «Итак, рассудите милостиво: при дряхлости и старости, каково мне прискорбно, не имев себе пристанища верного, скитаться по чужим углам!» – умоляет она, лишенная даже собственного дома. Суворов по-прежнему суров. «Сам должен, помочь не могу, хотя впредь постараюсь», – отвечает он, не закрывая дорогу к переговорам, но и не соглашаясь помочь. Чем бы это кончилось – гадать трудно, однако в жизни помириться супругам не довелось, все дело решило вмешательство извне. Об этой истории узнал император Павел и потребовал данных о состоянии Суворова. На стол лег отчет: усадьба в Москве, девять тысяч восемьдесят крестьян, пятьдесят тысяч рублей оброка в год, на сто тысяч жалованных бриллиантов. Павла возмутило, что такой крез не желает помочь законной, хотя и живущей отдельно жене. Он приказывает: Суворову долги супруги заплатить, московский дом супруге отдать, ежегодное содержание повысить до восьми тысяч. Поступок Павла человечен, его решение делает ему честь, но любого человека возмутит вмешательство в такой конфликт со стороны. В этот момент были утеряны последние шансы на примирение. А сведения о том, что Павел был только тупым тираном, во многом легендарны, – да и стоит ли верить легендам?

Жизнь Суворова тем временем близится к концу, а дочка не пристроена. Он не хочет для нее своей тяжелой личной жизни. О ее замужестве он пишет ей в трогательных стихах:

...

Уведомляю сим тебя, моя Наташа:  

Костюшка злой в руках, взяли, вот так-то наши!  

Я ж весел и здоров, но лишь немного лих,  

Тобою, что презрен мной избранный жених.  

Когда любовь твоя велика есть к отцу,  

Послушай старика! дай руку молодцу;  

Нет, впрочем, никаких не слушай, друг мой,  

вздоров.  

Отец твой Александр Граф Рымникский  

Суворов.

Видите, он сам не уверен, в восьми строчках советует то одно, то другое! А дочь отвечает ему тоже в стихах:

Для дочери отец на свете всех святей,  

Для сердца же ее любезней и милей;  

Дать руку для отца, жить с мужем поневоле,  

И графска дочь ничто, ее крестьянка боле.  

Что может в старости отцу утехой быть: 

Печальный вздох детей? Иль им в веселье  

жить?  

Все в свете пустяки: богатство, честь и слава,  

Где нет согласия, там смертная отрава.  

Где ж царствует любовь, там тысяча отрад,  

И нищий мнит в любви, что он, как Крез,  

богат.

...

В итоге стихи кончаются и начинается проза. Суворочку все-таки выдают за Николая Зубова, угрюмого хромца, человека страшной физической силы, брата знаменитого Платона Зубова, последнего фаворита Екатерины. Запомните имя Николая Зубова, оно еще всплывет в нашем рассказе.

К блестящему финалу – Итальянскому походу, где он проявил свой военный гений как в победе, так и в отступлении, идет в итоге и жизнь Суворова. В Италию приезжают сыновья Павла Александр и Константин с блестящей свитой. Их представляют главнокомандующему, последним – самого юного. На обычный вопрос «Кто таков?» последовал ответ: «Князь Аркадий Александрович Суворов, князь Италийский, граф Суворов-Рымникский!» Все замерли: что-то будет? Но Суворов, прослезившись, обнял сына.

В последние несколько месяцев жизни ему была дарована сыновняя дружба и любовь. И в смертный час сын был у отцовского ложа. Отец успел позвать его к себе и тихо сказал: «Прости меня, Аркадий…» А потом прошептал еле слышно: «Передай матери, чтоб она меня тоже простила». Объединиться и примириться лучше поздно, чем никогда.

А простила ли Суворова его жена? Нет, она даже отказалась признать посмертную вольную Суворова, написанную для его камердинера Прохора Дубасова. Того самого легендарного Прошки, которого сам король Сардинский наградил специальной медалью «за сбережение здоровья Суворова» и который прошел с ним все походы, лелея его и оберегая, как мог. «Нет, – ответила Варвара Ивановна, – останется рабом, как был». Но у Прошки тоже был суворовский характер – он подал челобитную лично государю, и поддержал эту челобитную человек, лично знавший и Прошку, и его хозяина, более того, любимый его ученик: Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Александр I принял единственно возможное решение: Прохору с женой и детьми он даровал свободу, пять тысяч серебром (по тем временам огромные деньги!) и даже принял на дворцовую службу. Конечно, это не лучший поступок Варвары Ивановны, но давайте не будем судить несчастную женщину в ее последние дни. Она умерла через пять лет после смерти мужа, заболев, отказалась от докторов и в последнюю минуту отчетливо произнесла: «Ну наконец-то, я так соскучилась…» Знать бы, по кому…