Великие пророки современности - [65]

«„Молодой человек, — у меня в ушах не перестает еще звучать его голос, — ваш билет!"

Нервы мои были напряжены до предела. Я протянул руку и схватил какую-то валявшуюся на полу бумажку — кажется, обрывок газеты. Наши взгляды встретились. Всей силой страсти мне захотелось, чтобы он принял эту грязную бумажку за билет… Он взял ее, как-то странно повертел в руках. Я даже сжался, напрягся, сжигаемый неистовым желанием. Наконец контролер сунул ее в тяжелые челюсти компостера и щелкнул ими. Протянув мне назад „билет он еще раз посветил мне в лицо своим кондукторским фонарем со свечкой, будучи, видимо, в полном недоумении: этот маленький худощавый мальчик с бледным лицом, имея билет, зачем-то забрался под скамейку.

— Зачем же вы с билетом — и под лавкой едете? Есть же места. Через два часа будем в Берлине…

Мессинг прибыл в Берлин. Позднее он полюбит этот своеобразный, чуть сумрачный город. А тогда, в его первый приезд, он не мог не ошеломить, не потрясти своей огромностью, людностью, шумом и абсолютным, так казалось, равнодушием ко всем. Вскоре Вольф устроился посыльным в доме приезжих. Носил вещи, пакеты, мыл посуду, чистил обувь.

Это были, пожалуй, признался Мессинг, его самые трудные дни в нелегкой жизни. Конечно, голодать он умел и до этого, и поэтому хлеб, зарабатываемый своим трудом, казался особенно сладок. Но уж очень мало было этого хлеба! Все кончилось бы, вероятно, весьма трагически, если бы не случай.

Однажды его послали с пакетом в один из пригородов. Это случилось примерно на пятый месяц после того, как юный Мессинг ушел из дома. Прямо на берлинской мостовой он упал в голодном обмороке. Привезли в больницу. Обморок не проходил. Пульса не было, дыхания тоже. Тело холодное. Особенно это никого не взволновало и не обеспокоило. Перенесли тело в морг. И могли бы легко похоронить в общей могиле, если бы какой-то студент не заметил, что сердце все-таки бьется.

Привел его в сознание на третьи сутки профессор Абель, сорокапятилетний талантливый психиатр и невропатолог, пользовавшийся известностью в своих кругах. Над Вольфом склонилось полное лицо с внимательными глазами, обрамленное пышными бакенбардами. Видимо, ему он обязан не только жизнью, но и развитием своих способностей.

Абель объяснил ему, что он находился в состоянии летаргии, вызванной малокровием, истощением, нервными потрясениями. Профессора очень удивила открывавшаяся у мальчика способность управлять своим организмом. От него он впервые и услышал слово «медиум». Он сказал:

— Вы — удивительный медиум.

Тогда Вольф еще не знал значения этого слова.

Абель начал ставить опыты. Прежде всего он старался привить Вольфу чувство уверенности в себе, в свои силы. Он сказал, что можно приказать себе все, что только захочется.

Вместе со своим другом и коллегой профессором-психиатром Шмиттом Абель проводил опыты по внушению. Жена Шмитта отдавала Вольфу мысленно приказания, он выполнял их. Эта дама — Мессинг не запомнил ее имени — была его первым индуктором.

«Первый опыт был таким. В печку спрятали серебряную монету, но достать ее я должен был не через дверцу, а выломав молотком кафель в стенке. Это было задумано специально, чтобы не было сомнений в том, что я принял мысленно приказ, а не догадался о нем. И мне пришлось взять молоток, разбить кафель и достать через образовавшееся отверстие монету.

Мне кажется, с улыбки Абеля начала мне улыбаться жизнь. Абель познакомил меня и с первым моим импресарио г-ном Цель-мейстером. Это был очень высокий стройный и красивый мужчина лет тридцати пяти от роду — представительность не менее важная сторона в работе импресарио, чем талантливость его подопечных актеров. <…> Он сразу же продал меня в берлинский паноптикум. Еженедельно в пятницу утром, до того как раскрывались ворота паноптикума, я ложился в хрустальный гроб и приводил себя в каталептическое состояние. Дальше придется говорить об этом состоянии, сейчас же ограничусь сообщением, что в течение трех суток — с утра до вечера — я должен был лежать совершенно неподвижно. И по внешнему виду меня нельзя было отличить от покойника».

Берлинский паноптикум был своеобразным зрелищным предприятием: в нем демонстрировались живые экспонаты. Попав туда в первый раз, Мессинг испугался. В одном помещении стояли сросшиеся боками девушки-сестры. Они перебрасывались веселыми и не всегда невинными шутками с проходившими мимо молодыми людьми. В другом помещении находилась толстая женщина, обнаженная до пояса, с огромной пышной бородой. Кое-кому из публики разрешалось подергать за эту бороду, чтобы убедиться в ее естественном происхождении. В третьей комнате сидел безрукий в трусиках, умевший удивительно ловко одними ногами тасовать и сдавать игральные карты, сворачивать самокрутку или козью ножку, зажигать спички. Около него всегда стояла толпа зевак. Удивительно ловко он также рисовал ногами. Цветными карандашами набрасывал портреты желающих, и эти рисунки приносили ему дополнительный заработок… А в четвертом павильоне три дня в неделю лежал на грани жизни и смерти «чудо-мальчик» Вольф Мессинг.

В паноптикуме он проработал более полугода. Значит, около трех месяцев жизни пролежал в прозрачном холодном гробу…