Великие пророки современности - [33]

Таким образом, как это ни тяжело, но временные успехи немцев в территории непредотвратимы. От одного они не спасутся даже во времени этих успехов: они, как армия наступающая, не заботящаяся о человеке, будут терять живые и материальные силы безусловно в больших масштабах по сравнению с нашими потерями. Наступающая армия всегда способна встречать больше трудностей и способна терпеть больше потерь, чем армия отступающая — это закон!

Я, правда, не собираюсь быть пророком, я мог ошибиться во всех этих моих предположениях и выводах, но все эти мысли возникли у меня в связи с международной обстановкой, а связать их и дополнить мне помогли логические рассуждения и догадки. Короче говоря, будущее покажет».

В приведенном отрывке дневника нет ни одного утверждения, которое не исполнилось бы в течение последующих четырех лет столь блистательно предсказанной Левой Федотовым войны. Поразительно емки и точны его строки, в которых не только раскрыт основной смысл, тенденция, содержание, сущность захватнического плана «Барбаросса», но и дан блестящий детальный прогноз будущего, показана ущербность и бесперспективность этого плана, составленного крупнейшими военными специалистами рейха, неизбежность краха германских военных устремлений.

Рассуждая о неизбежной грядущей войне, Лева Федотов постоянно учитывает возможность ее вмешательства в ход его повседневных мальчишеских дел и устремлений.

Задумав в конце учебного года с приятелем Димой пеший поход по маршруту Москва — Ленинград, который они намерены были осуществить после сдачи экзаменов, он пишет:

«05.6.41… Мы уговорились выйти в конце этого месяца, ибо по сводкам в это лето должна быть почти всегда хорошая погода. Продвигаясь в день обычным шагом, делая по 40–50 км, мы могли бы достичь Ленинграда за 12–15 дней.

Тщательно все разработав, мы увидели, что безумства и ухарства в задуманном нами предприятии нет.

Но дома мною овладела тревога: вспомнил о моих рассуждениях о возможности войны с Германией, ибо очутиться во время военных действий где-нибудь в дороге мне не улыбалось, т. к. тогда бы мы встречали совершенно иные трудности, к которым мы не были готовы. Рисковать же ради риска — нет смысла: от этого никому особенной пользы не будет. Но потом я успокоился на этот счет, т. к. мы с Димкой задумали двинуться в путь на грани июня и июля, а война, скорее всего, должна будет возникнуть в двадцатые числа июня или в первые числа июля, следовательно, она нас предупредит, если только она, конечно, начнется. А уверенность в близкой войне у меня почему-то сильно укрепилась.

Ну вот, наконец-то я дошел до сегодняшнего дня. Сегодня утром я сдал географию, как уже раз упоминал, и очутился на полнейшей свободе.

Георгий Владимирович (наш Верблюд) был в хорошем настроении. Я еще в начале учебного года писал, что наш географ изменился и стал очень хорошим человеком, не то что в прошлом учебном году.

Мне повезло: я выудил билет, в состав которого входила кое-какая часть Италии, которую я знаю еще с давних пор из-за своего письменного доклада по ней. Я натрепался, что знал, и меня оставили в покое.

Димка сразу же после экзаменов сообщил мне, что он уже послал письмо в Ленинград своему дяде, где сообщил ему о возможной встрече в это лето. Дома, придя из школы, я написал обещанное мною Рае и Моне послеэкзаменационное письмецо, где сообщил также адресатам о моем предприятии, задуманном вместе с товарищем. Желая скорее получить ответ, чтобы узнать мнения своих ленинградцев, я очень просил их хотя бы открыткой ответить в день получения моего письма. Таким образом, через четыре-пять дней я уже могу ждать ответа.

Я как бы вскользь заметил в письме, что мое стремление попасть таким интересным способом в Ленинград очень велико, и если не какое-нибудь из ряда вон выходящее событие, то я могу смело говорить об этом лете, как о проведенном в городе Ленина. Я не пояснял этой своей мысли в письме, но под этим „событием " имел в виду войну Германии с нами!

„Может, уже Мишке (Коршунову, закадычному школьному другу Левы. — Авт.) не придется в Крыму долго быть!" — подумал я, возвращаясь с почты домой, когда сплавил письмо в почтовый ящик. Ведь если грянет война, то нет сомнения в том, что он вернется в Москву…»

Вот так, обыкновенно, буднично Лева говорит о грядущей войне, как о чем-то естественном, очевидном, возможном, как о реальном факте, вмешательство которого в повседневную жизнь весьма вероятно. Его влияние Лева учитывает практически во всех своих повседневных делах и мыслях о летнем отпуске. Стоит обратить внимание еще на одну деталь: Лева не афиширует свои мысли о неизбежности скорой войны, не делится ими ни с кем, он их камуфлирует, скрывает использованием синонимов.

Вновь к теме войны в дневнике он обращается лишь в записи от 21 июня 1941 г.

Либретто Великой Отечественной войны. Часть II. Тетрадь XV

«21 июня 1941 г. Теперь, с началом конца этого месяца, я уже жду не только приятного письма из Ленинграда (от родственников, ответ на письмо от 5.6.41. — Авт,), но и беды для всей нашей страны — войны. Ведь теперь, по моим расчетам, если только действительно я был прав в своих рассуждениях, т. е. если Германия действительно готовится напасть на нас, война должна возникнуть именно в эти числа этого месяца или же в первые числа июля. То, что немцы захотят напасть на нас как можно раньше, я уверен: ведь они боятся нашей зимы и поэтому пожелают окончить войну еще до холодов.