Великие любовницы - [108]

А папа и на этот раз не уступает и новое предложение делает: ну хорошо, не желаете по причине стыда публично с женой акт совокупления произвести, приведем в ваш альков красивую проститутку. Ее-то что стыдиться! Но Гиованни и это лестное предложение отвергнул. Он, видите ли, не будет свою честь и достоинство на посмешище выставлять. Ну, это уж ни в какие ворота не лезет! Другой, менее амбициозный кавалер так бы не артачился, а постарался бы приятное с полезным совместить и утер бы нос римскому папе. А Гиованни своим упрямством и неуступчивостью еще больше шаткое ложе супруга расшатал. Теперь ведь каждый знает, почему он испытания боится. Раз кавалер не желает с красивой куртизанкой бесплатно проспаться (кардиналы заплатят!), значит, не жилец он, как мужчина, на этом свете. А он какие-то там веские аргументы выискивает по причине своего отказа. Дескать, «не могу я согласиться с таким предложением, которое богу и здравому смыслу противоречит. А если бы даже согласился с таким предложением, не было бы оно важно по причине того, что уже было между мной и моей женушкой Лукрецией и было бы как прелюбодеяние расценено»^[113].

Чуете, дорогой читатель, какую антимонию сложную развел из-за такого пустяка, как проспаться с проституткой, да еще даром? Нет, нам кажется, что не только с… но и с головой этого Сфозы не все в порядке. И еще говорит, что готов даже своей жизни лишиться, но ни на какие уступки в интимной материи не пойдет.

И начинается, дорогой читатель, как это часто бывает с двумя противоборствующими сторонами, стирка грязного белья в угоду публике. Римский папа всему авторитетному Риму сообщает, что с какой это горе-балалайкой, не мужиком, его дочь вынуждена жить, не умеющим ее женщиной сделать, а Сфоза по всем кабачкам Рима распространяет весть, что, собственно, особо трудиться в ложе с Лукрецией ему не пришлось, поскольку она давным-давно уж секс испробовала с тремя родными братьями и отцом в придачу. Словом, противники один другого стоят.

Но где уж Сфозе воевать с могущественным римским папой, который одним пальчиком, пардон, одним кубком вина неугодных кардиналов с лица земли сметал. И, поняв, что дальнейшее сопротивление и борьба за свою честь и впрямь могут привести к печальному концу его жизни, вынужден был уступить. Перестал артачиться и свои права на жену доказывать, ибо бороться с всесильными мира сего — бесполезное занятие. Они, как колеса мельницы, которую Дон Кихот вздумал копьем прошибить., сметают на своем пути все препятствия, кто бы на их пути ни повстречался. И вот, как нам исторические документы доносят, накануне Рождества Христова в 1497 году брак Лукреции с Гиованни Сфозой был расторгнут.

И это было крайне своевременно. Потому что «тихоне» Лукреции, которую многие историки явно защищают, ее порочность в нравственность превращая (дескать, она только жертва гнусного папочки, а сама по себе святая добродетель), надоела вся эта волынка с ожиданием своего публичного полового слияния с супругом, и она решила не мешкая на деле его осуществить с неким… Ну кто тут смазливый под рукой? Ага, молоденький слуга Педро Кальдерон, пусть он! И вот, к вящему ужасу папы, который импотенцию мужа дочери с эмфазой доказывает, ему шепчут на ушко, что дочь его… в тягости. Вы понимаете положение римского папы, дорогой читатель? Ведь верховные костельные власти не будут там взваливать вину за содеянное любовнику, они живо мужу это припишут. С одной стороны, римский папа мужа объявляет импотентом, с другой стороны, жена рожает ребенка. Авторитету римского папы могло быть нанесено серьезное увечье беспутной дочерью. Такого скандала римско-католическая церковь на протяжении веков не имела, ну с того самого момента, когда римский папа Иоан посередке Рима ребеночком разродился во время крестного хода, ибо папой почти два года была женщина. Это ведь с того самого времени повелось, что перед тем, как папе на папский трон сесть, его снизу дьякон щупает «сильным осязанием», убеждаясь в его мужском естестве. Ну, конечно, в мужском естестве сегодняшнего римского папы никто не сомневался, у Александра VI детишек внебрачных видимо-невидимо, он и сам им счет потерял, в этом его обвинить нельзя, так ведь в клевете на собственного зятя обвинят. Словом, принимая во внимание опасность положения, причиной которой был излишний темперамент его дочери (мало ей было на копуляцию мулов с кобылами смотреть!), Александр VI объявляет ее обложно больной, якобы от испытанных треволнений, и помещает в отдаленный монастырь, где она в молодости воспитывалась и где ее нравственности учили, теперь она на деле всем этим монахиням свое нравственное брюхо покажет. И вот в этом монастыре Лукреция рожает ребенка, по которому след потом абсолютно затерялся. Но не совсем, однако, затерялся. Некоторые дотошные историки и хроникеры докопались до сведений, что вскоре возле Лукреции начал бегать ребенок, который ее за юбку дергал и сестричкой величал. «Это для камуфляции», — решили историки. «Нет, это не камуфляж, это ребенок ее брата Цезаря или даже самого римского папы Александра VI, от его последней любовницы», — возражали другие. Вот только зачем римскому папе подсовывать на воспитание своего ребенка дочери, если любовница благополучно могла его при себе воспитывать и никто худого слова бы не сказал, она ведь замужняя дама. Ее римский папа по примеру французских королей для камуфляжа тоже замуж выдал.