Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) - [38]

После 1930 года «либерализм» в отношении «бывших» был прекращён — прежде всего в результате разоблачительной работы, проведённой Особой комиссией по обследованию Соловецких лагерей под руководством Шанина…

***

Разобравшись с легендой о «жиганской республике», подведём, наконец, итог первой значительной битвы в советском «блатном» сообществе. А итог таков: старый, профессиональный уголовный мир без труда раздавил новичков-«жиганов». Но «раздавил» — не значит уничтожил. Часть «жиганов» просто отошла от борьбы и затаилась. Благо, для этого была возможность: арестанты, «мотавшие срок» по 59-й статье, в местах лишения свободы допускались к внутрилагерным административным должностям — в отличие от малограмотных уголовников. Другие «жиганы» — босяки, беспризорники, матросы-анархисты и прочие — влились в мир воровской.

Конечно, «идейные» держались до последнего. Ещё в конце 20-х годов встречались криминальные формирования, во главе которых стояли «жиганы». Так, в 1927 году сотрудники ленинградского угрозыска разоблачили крупную банду колчаковских офицеров, которую возглавлял штабс-капитан Синюхин-Ельский. Уголовники не только совершали налёты на кассиров банков и магазинов, но и убивали специалистов, устраивали взрывы на предприятиях, поджигали склады готовой продукции.

В 1929 году ряд «жиганов» воспользовался недовольством и волнениями крестьян, спровоцированными коллективизацией. Именно в это время ленинградские чекисты арестовывают семерых организаторов кулацкой организации «Белогвардейский клуб». Пятеро из них в 1919 году воевали на стороне Юденича, а позже состояли в повстанческой организации «Белый меч». Когда белое движение было разгромлено, эти люди стали организаторами банд, совершавших убийства, грабежи, вооружённые налёты. По приговору военного суда все семеро были расстреляны.

Однако всё же было ясно: время «белых жиганов» прошло. Казалось, в уголовном мире наступает относительная стабильность: воры, как водится, воруют, милиция, как водится, ловит. Но спокойствие было кажущимся…

СТАЛИНСКАЯ ПЕРЕКОВКА «ВОРОВСКОГО БРАТСТВА»

«Каторжанские традиции в «воровском законе»

30-е годы — время становления и укрепления «воровского ордена», истинно «блатное» время. Вырабатываются основные «правила» и «понятия» «честных воров», создаётся своеобразная «идеология», «кодекс поведения» и даже «блатная» мода (о ней рассказывалось подробно в предыдущем очерке).

Мы уже в общих чертах говорили о «воровском законе». Есть смысл теперь остановиться на этой теме подробнее.

Упомянутый «закон» опирался, говоря ленинскими словами, на «три источника, три составные части». Именно они определили правила жизни «блатного братства» и жёсткие санкции за нарушение этих правил.

Первый источник — старые, дореволюционные «понятия» и «традиции», по которым жил профессиональный уголовный мир. Надо отметить, что таких «понятий» новорождённое «воровское братство» переняло не слишком много. Дело в том, что в преступном сообществе царской России не существовало тщательно разработанных строгих норм и «законов», которые бы регламентировали жизнь и деятельность криминального мира в пределах всей страны. На это обращали внимание исследователи российского «дна», например, Всеволод Крестовский в своём романе «Петербургские трущобы» (1864–1867). Этот роман (не представляющий интереса с точки зрения художественной) по праву считается одним из серьёзных исследований уголовного мира России середины XIX века. Крестовский сообщает следующее:

«В Петербурге мошенники не составляют такой обширной и так правильно организованной общины, каковою является лондонская «Семья», если верить автору «Лондонских тайн» А. Троллопу. У нас они либо живут и промышляют в отдельности, каждый сам по себе, независимо от прочих, либо составляют ассоциации, шайки, число членов которых может быть различно: от трёх или пяти до 60 и более. Каждая такая ассоциация непременно сгруппируется в каком-нибудь кабаке или трактире, куда стекается в сбор для обсуждения и совещания по своим делам и для кутежа после работы… Члены такой ассоциации подчиняются законам относительно дележа и некоторых своих обязанностей к товарищам».

Таким образом, если какие-то правила и существовали, то лишь внутри ассоциаций или шаек. Не существовало установлений для криминального мира в целом, по всей стране. Напомним, что сегодня «воровская идея» охватывает действием не только Россию, но и ближнее зарубежье, а также российскую уголовную диаспору по всему миру.

(Кстати, о «Лондонских тайнах» Троллопа, на которые ссылается Крестовский. На самом деле сочинил эти жуткие «тайны» француз Поль Феваль в подражание «Парижским тайнам» Эжена Сю. О нравах преступников с берегов туманного Альбиона этот автор имел слабое представление…).

Говоря об отсутствии всеобьемлющего «закона», следует отметить, что некоторые общие нормы и правила всё же действовали. Прежде всего это касается мест лишения свободы. Здесь было чёткое деление на опытных арестантов и новичков («брусов лягавых»), тщательно разработанная кастовая система, традиция арестантских «сходов» для обсуждения важных вопросов и наказания виновных; по «каторжанским понятиям», жестоким карам должны были подвергаться «язычники» (доносчики из числа «сидельцев»), арестанты, крадущие у своих товарищей. Традиционным было и так называемое «сухарничество», когда преступники с огромными сроками (вплоть до «вечных») покупали «за мешок сухарей» чужое имя и фамилию и отбывали незначительное наказание, в то время как сами «сухарники» большую часть жизни томились на каторге. Была распространена и связь между «сидельцами» разных мест лишения свободы путём арестантских «записок»… В общем, «арестантские законы» были более или менее разработаны.