Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) - [27]

Разумеется, толкование это забавно, но неубедительно, поскольку в уголовном жаргоне «блат» существовал значительно раньше (что не исключает словотворчества зарубежных коммунистов — но оно было уже вторично по отношению к российскому). Однако рассказ Бухарина показывает, что слово «блат» могло возникнуть при Петре и иметь немецко-голландские корни.

Правда, есть у этой версии один недостаток. Она не объясняет провала длиною в два столетия, когда слово «блат» практически не было известно ни в просторечии, ни в уголовном арго. Если слово возникло ещё в начале XVIII века, куда оно потом исчезло и почему вдруг воскресло в конце XIX-го? Неувязочка получается…

Некоторые исследователи дают другую этимологию слова «блат», утверждая, что оно попало в русский язык из польского, где означало «укрыватель»; сами же поляки заимствовали его из еврейского, где blat означает «посвящённый, согласный». Некоторые, впрочем, польское воровское «блат» толкуют как «взятка», производя его от немецкого Blatt — бумажные деньги.

Наконец, необходимо отметить, что на идише одесских уголовников «блат» означал ладонь, «дай блат» соответственно — «по рукам, договорились»; «по блату» — по договору с глазу на глаз, по взаимному согласию.

Однако и у «одесской» версии есть существенный недостаток. Дело в том, что слово «блат», как уже отмечалось выше, существовало в преступной среде в конце XIX — начале XX веков и означало любое преступление, а также группу, компанию, содружество уголовников (то же, что «кодло», «малина», «бражка» и пр.). В 20-е годы добавилось ещё несколько значений — например, подкуп, а также — тайный воровской жаргон («он по блату понимает», «он кумекает по-блатски»).

Безусловно одно: слово «блат» действительно имеет корни в немецком языке, а в русский попало, скорее всего, через идиш или польский, причём, конечно же, первоначально термин этот использовал исключительно преступный мир.

Что касается «блатного», здесь всё немного проще. Поначалу это производное от «блат» существовало в несколько иной форме: в XIX веке, например, «блатырями» называли конокрадов. В начале XX века появляются другие варианты. «Блатным», «блатским», «блатяком», «блатняком» стали называть либо скупщиков краденого, либо людей, близких к преступному миру, но не профессиональных уголовников. То есть не «уркаганов», но тех, кто имеет «блат» в криминальной среде. «Блатоватыми» именовали и сотрудников угро, милиционеров, тюремщиков, берущих взятки.

Но постепенно, уже к середине 20-х годов, «авторитет», значимость слова «блатной» стали возрастать. А в начале 30-х новорожденные «воры» придают слову новый смысл.

Теперь «блатными» стали именовать настоящих преступников, избранных в особую касту путём строгого отбора — «крещения», во время которого претендент подвергался всестороннему изучению и проверке. И только тот, кто выдерживал экзамен «достойно», принимался в ряды «блатных» и становился настоящим «вором». С подобной процедурой — ставшей обязательной для всего российского «воровского братства»! — профессиональный уголовный мир до сих пор не сталкивался, но вынужден был пойти на такой жёсткий отбор под давлением обстоятельств, чтобы оградить себя в дальнейшем от вторжения нежелательных чужаков. Подробнее об этом — в очерке «Сталинская перековка».

Смешные сказки о «ворах»

В последнее время у некоторых авторов, которые в своих произведениях касаются истории «воровского» движения, появилась тенденция совершенно удивительным образом объяснять как происхождение термина «вор в законе», так и появление самих «воров». Что любопытно: в этом смысле и «честняки», и «менты» неожиданно заняли одинаковую позицию!

«Воровское» толкование появления «законников» ярко отражено в книге журналиста Виталия Ерёменко «Воровской орден». Оговоримся сразу: это вовсе не «официальная точка зрения» «воровского братства». Но, во всяком случае, это попытка некоторых «честняков» задним числом отделить себя от неблаговидного прошлого, связанного с тем, что «воры» не всегда были «защитниками арестантов»; долгое время они грабили их и паразитировали за их счёт.

Мы не будем обсуждать подлинность «Письма прошляка» (то есть бывшего «вора»), которое приводит в своей книге Ерёмин. Во всяком случае, некоторые приведённые там легенды действительно бытуют в уркаганском мире. Одна из них — о появлении понятия «вор в законе»:

Вором мог назваться только оголец, то есть беспризорный, голый, у которого не было ничего: ни дома, ни родителей, ни еды. Воров, у которых всё было, мы презирали, называли их домашняками. О них говорили: «Не украдёт — его мама накормит».

Были ещё блаторилы — взрослые парни, которые собирали вокруг себя домашняков и недопонимающих огольцов, обыгрывали их в карты, всячески использовали, тем и жили. Это они, объявив себя ворами в законе, придумали коронацию. Как только они это сделали, воры из числа беспризорников стали называть себя «честными ворами». Звучит смешно, но мы не хотели, чтобы нас смешивали с блаторилами. Кодекс поведения (в любых ситуациях найти самое честное, самое справедливое решение), который у нас сложился, мы потому и назвали «законом», что его нужно было выполнять неукоснительно. Но сами себя ворами в законе не называли. Это слово пошло от ментов. Это они спрашивали на допросах: «Что, законник?», когда мы отказывались колоться, стучать или давать показания в роли потерпевшего…