Великая война. 1914–1918 - [37]

.

Ответ был доставлен в немецкое дипломатическое представительство 3 августа в семь часов утра, и вскоре его получили в Берлине. Немцам хотелось верить, что бельгийцы ограничатся лишь демонстрацией силы, чтобы подтвердить свой нейтралитет, а затем дадут им пройти. Вечером того же дня кайзер направил Альберту I, который принадлежал к дому Гогенцоллернов-Зигмарингеров и, значит, приходился ему дальним родственником, личное послание, в котором заявлял о своих самых дружеских намерениях, а вторжение, которое должно было вот-вот начаться, объяснял требованием момента[124]. Получив письмо от Вильгельма II, бельгийский король впервые за два напряженных дня позволил себе раздраженное восклицание: «За кого он меня принимает?!» Альберт немедленно распорядился разрушить мосты через Мёз у Льежа, а также уничтожить железнодорожные мосты и тоннели на границе с Люксембургом[125]. Следующий приказ был командующему крепостью Льежа генералу Жерару Леману — вместе с гарнизоном до конца удерживать позиции, которые им доверили защищать.

Леман, профессиональный солдат, воспитанный в традициях XIX столетия, 30 лет жизни преподавал в бельгийском военном училище и одно время являлся военным советником короля. Честь для него была важнее жизни, а храбрость и обостренное чувство долга этого генерала давно стали легендами. Мёз, который Леману приказали оборонять, река могучая. Недаром традиционный марш французской армии назывался «Самбра и Мёз» — две эти водные артерии стали барьером, в 1792 году остановившим наступление вторгшихся во Францию прусско-австрийских войск. У Льежа река протекает по узкому и очень глубокому ущелью, и форсировать под огнем противника ее невозможно. Это вскоре и предстояло узнать Эммиху. Его соединения вошли на территорию Бельгии ранним утром 4 августа. Вперед были высланы кавалерийские отряды — немцы распространяли среди местного населения листовки с уверениями, что у них нет агрессивных намерений. Эти посланцы попали под огонь бельгийской кавалерии и солдат на мотоциклетах, что не предвещало основной группе ничего хорошего. Подойдя к Льежу, немцы увидели, что мосты выше и ниже города разрушены, несмотря на предупреждения, что подобные действия будут считаться враждебными. Эммих предположил, что это дело рук местных жителей. В немецкой армии прекрасно помнили о «войне без правил», которую вели партизаны во время их вторжения во Францию в 1870-м. Сами они героизировали Freischütze (вольных стрелков), которые во время Наполеоновских войн подняли в Пруссии восстание против Бонапарта, но теперь считали, что в случае неповиновения оккупационные силы имеют право обращаться с гражданским населением как с бунтовщиками и карать тех, кто оказывает сопротивление, — вплоть до массовых казней и коллективной ответственности[126]. Как показали последующие исследования, в 1914 году в Бельгии партизан, или франтиреров (francs-tireurs), практически не было. Правительство, исполненное решимости защищаться всеми законными средствами, которые имелись в его распоряжении, сумело довести до сведения своих граждан бесполезность и опасность стихийного противостояния немецкому вторжению. Были напечатаны объявления, призывающие избегать «любого повода для репрессивных мер, ведущих к кровопролитию, грабежам или массовым убийствам мирного населения»[127]. Имелся и призыв к гражданам сдать огнестрельное оружие местным властям. В некоторых населенных пунктах службы охраны порядка восприняли предупреждение настолько серьезно, что сотрудники сложили все табельное оружие в зданиях муниципалитета[128].

Отсутствие сопротивления агрессоров не смягчило. Немцы расстреливали мирных граждан и жгли их дома, целые деревни. Они яростно отрицали эти бесчинства — впоследствии убедительно доказанные, — когда вести о них стали появляться в газетах нейтральных стран. Расстреливали и священнослужителей — возможно, немецкие офицеры знали, что в 1793 году в католической Бретани именно священники возглавили сопротивление французской революционной армии. То, что впоследствии было названо изнасилованием Бельгии, не служило никакой военной цели и нанесло Германии непоправимый ущерб, особенно в Соединенных Штатах, где репутация кайзера и его правительства с самого начала была запятнана сообщениями о массовых казнях и других бесчинствах. Немцы сразу показали себя варварами, попиравшими все нормы международного права, морали и исторически сложившиеся обычаи войны. 4 августа, в первый день наступления группы Эммиха на крепости на реке Мёз, его солдаты расстреляли в Варсаже шестерых заложников и сожгли дотла деревню Батис. «Наше наступление на Бельгию действительно сопровождается жестокими мерами, — писал 5 августа Мольтке, — но мы боремся за свое существование, и все, кто стоит у нас на пути, должны пенять на себя»[129]. Дальше все стало еще хуже. За первые три недели немцы устроили массовые экзекуции в нескольких маленьких бельгийских городках — Анденне, Тамине и Динане. В Анденне были убиты 211 человек, в Тамине — 384, в Динане — 612. Жертвами стали не только мужчины, но и женщины, а также дети… В Тамине заложников собрали на площади и расстреляли, а раненых добили штыками. И если во время Второй мировой войны эти варварские акции проводили специальные зондеркоманды, то в 1914 году в Бельгии мирных жителей расстреливали обычные солдаты. В Анденне это, например, сделали резервисты одного из самых прославленных подразделений прусской армии — гвардейского пехотного полка