Великая мудрость прощения. Как освободить подсознание от негатива - [9]

По мере того как сын подрастал, Райан становился все более беспокойным отцом. Он знал, что мог бы заняться с Логаном множеством вещей, даже когда тот еще только начинал ходить – играл бы для него детские произведения Моцарта, обучал бы его упражнениям, которые развивают зрительно‑двигательную координацию; научил бы его сначала ползать, а потом делать первые шаги. И вот теперь, когда Логан взрослел, Софи хотела, чтобы отец научил его играть в бейсбол, футбол и теннис – в спортивные игры, в которых Райан и сам плохо разбирался. Или вместо этого, может, он поговорит с Логаном о честности, возмужании и сексе? Но Райан был гораздо больше озабочен наблюдением за внешним миром – ужасным, по его мнению, местом, где полным‑полно коварных автострад, смертельной отравы и подозрительного вида мужчин – растлителей и похитителей детей, рыскающих по супермаркетам в поисках очередной жертвы.

«Посмотри вон на того парня в синей майке, – обратился он к Софи во время одного из их редких совместных посещений супермаркета в прошлом месяце. – Он уже стоит там целых пять минут и все время пялится на Логана. Думаю, о нем нужно сообщить куда следует».

– Кому? В отделение полиции по борьбе с дурными мыслями? Он стоит просто так, как и ты. Да что с тобой?

Девятилетний Логан был теперь еще более отдален от отца, чем прежде, словно загипнотизирован электронным миром игровой приставки Nintendo DS и мобильного телефона, против покупки которого Райан возражал с самого начала, но который Софи считала необходимым для сына по социальным причинам. Логан с головой ушел в притягательные видеоигры, из‑за которых и он, и все его поколение росли неграмотными. Как Райану хоть ненадолго привлечь внимание мальчика, чтобы хоть чему‑то его научить? Казалось, это совершенно невозможно. Так что по большей части он не вмешивался, просто сидел с сыном за завтраком, отхлебывая кофе, пока Логан кликал кнопками игровой приставки Nintendo DS, держа ее на коленях. Сидеть поблизости от своего ребенка – разве и это тоже не было родительским делом? Всего лишь присутствовать там, где был сын.

И все же временами Райан задумывался, а не лучше ли было всю жизнь оставаться холостяком, сочинять свои непопулярные книжки, по вечерам каждый раз заказывать «особое блюдо» в недорогом местном ресторанчике, заводить романы с почитательницами из числа студенток, которые можно было прекратить, прежде чем возникнет настоящая близость. И не слышать ни от кого попреков, что он неудачник, не оправдавший надежд.

Без бремени брака и отцовства он был бы свободен от обязательств, от ипотечного кредита, от ужасной тяжести на сердце. А сейчас он был не волен уйти с работы, даже если та ему опостылела, или снять небольшую комнатку и целый месяц писать, не ощущая тяжкой ноши обязательств, которая не давала ему распрямиться.

Разумеется, подобные соображения не остановили его отца. «Но ведь я не такой, как отец, у нас нет ничего общего», – все время твердил он, убеждая сам себя.

Он перестал думать об этом, увидев сына, который распахнул дверь и выбежал ему навстречу в пижаме. Мальчик был шатеном с густыми вьющимися волосами с рыжим отливом и выразительным ртом с печально опущенными уголками.

Младенцем Логан больше был похож на родню Райана. И отец подолгу выискивал в этом только что появившемся на свет лице черты сходства с родственниками по линии своей матери, поскольку родственников со стороны отца он почти не знал. Лоб у Логана был похож на старого доброго дядюшку Конвея в вечно промокших сапогах из магазина, где продавали радиаторы. Профилем сын пошел в брата Дэйва. А смеялся как давно умершая тетушка Люсиль – большая любительница той‑пуделя и бренди, – которая была древней старушкой уже тогда, когда родился Райан. Но теперь, когда Логан подрос, он стал больше похож на родственников по линии Софи – стройных и крепких. При мысли об этом Райан вдруг ощутил мучительную тревогу – что, если Логан был слишком женственным, чересчур изнеженным?

– Па, ты вернулся!

– Разумеется, вернулся! – сказал Райан, невольно впадая в обиженный тон. При виде сына его захлестнуло чувство вины и вымученной любви.

– Я же обещал маме, что приеду вовремя! Она тебе разве не сказала?

Логан на какое‑то мгновение повис у Райана на ноге и ничего не отвечал. Отец смотрел на сына, и его сердце переполняли противоречивые чувства. Сам он в детстве был лишен отцовской привязанности, поэтому никогда не был уверен, правильно ли себя ведет по отношению к Логану.

Изначально в семье именно Райан хотел завести детей, а Софи полагала, что сначала должна стать художницей, дома писать картины и завоевывать себе репутацию в окрестных художественных галереях. Но ненадежность и переменчивость мира искусства заставили ее изменить взгляды. Слишком уж сильной была конкуренция в живописи и борьба не на жизнь, а на смерть за место под солнцем. Она разочаровалась в изобразительном искусстве и все больше восхищалась перспективой материнства.

«Я для этого просто создана», – твердила она, и действительно, роды у нее были быстрыми, и пока другие матери маялись из‑за кормления грудным молоком, у Софи не было с этим ровным счетом никаких проблем. И вот теперь, спустя десять лет после свадьбы, именно она жаждала снова завести ребенка, хотя им обоим было уже за сорок. А Райан, наоборот, стал относиться к этому скептически.