Великая миссия НКВД - [27]

Но, как показывают документы, Михаил Тухачевский и его подельники давали показания в шоке, под воздействием сильного страха. Вот, например, выдержка из допроса Тухачевского:

«Народному Комиссару Внутренних Дел

Н. И. ЕЖОВУ

Будучи арестован 22 мая, прибыв в Москву 24-го, впервые допрошен 25-го и сегодня, 26 мая, заявляю, что признаю наличие антисоветского заговора и то, что я был во главе его.

Обязуюсь самостоятельно изложить следствию все, касающееся заговора, не утаивая никого из его участников, ни одного факта или документа.

Основание заговора относится к 1932 году. Участие в нем принимали: Фельдман, Алафузов, Примаков, Пут- на и др., о чем я подробно покажу дополнительно.

Тухачевский.

26. 5. 37.

Заявление отбирал:

Пом. Нач. 5-го отдела ГУГБ,

капитан госуд. без. Ушаков (подпись)».

* * *

Маловероятно, что чекисты за сутки смогли сломить этого сильного и жесткого человека, способного на все для достижения своих целей. Достаточно вспомнить о двух его военных «победах» в годы Гражданской войны — подавление двух крестьянских мятежей: в Кронштадте (большинство матросов были мобилизованы из деревень) и в Тамбовской и Воронежской губерниях.

При подавлении Тамбовского восстания в 1921 году Тухачевский прославился тем, что против крестьян использовал не только артиллерию (60 орудий), но и боевые отравляющие вещества — газы. Вот его деяния как командующего войсками Тамбовской губернии:

— повальные аресты местных жителей и заключение их в концентрационные лагеря;

— захваты и расстрел заложников;

— расстрел граждан без суда и следствия на месте;

— разрушение и сжигание домов местных жителей;

— массовое применение химического оружия

Все это считается военными преступлениями. Знал ли он об этом? В Александровском военном училище, которое еще до революции (в 1914 году) окончил Михаил Николаевич Тухачевский, будущих офицеров царской армии знакомили с международными законами ведения сухопутной войны. А они запрещали совершать до или во время войны различные жестокости в отношении гражданских лиц, убийство заложников, разрушение городов и деревень. 2-я Гаагская конвенция 1899 года запрещала употреблять снаряды, имеющие своим назначением распространять удушливые и вредоносные газы, а Гаагская конференция 1907 года пошла еще дальше, запретив «употреблять яд или отравляющее оружие».

* * *

Так что Михаил Николаевич Тухачевский не был слабохарактерным «бывшим», которого легко могли сломать следователи НКВД в течение нескольких часов допросов, да так, что подследственный самостоятельно написал целый том показаний, которые поразительным образом совпадали с показаниями других арестованных, данными ими в других городах.

Да и другие подследственные вели себя странно. Например, бывшего начальника Управления по начальствующему составу РККА (15 апреля 1937 года его перевели на должность помощника командующего Московским военным округом) Фельдмана в течение нескольких часов допрашивал в своем запертом кабинете помощник начальника Пятого отдела ГУГБ НКВД капитан госбезопасности Ушаков. В результате арестованный не только сознался в преступлениях, но и написал вот такую странную записку:

«Помощнику начальника 5-го отдела ГУГБ НКВД Союза ССР тов. Ушакову.

Зиновий Маркович!

Начало и концовку заявления я написал по собственному усмотрению. Уверен, что Вы меня вызовите к себе и лично укажете, переписать недолго. Благодарю за Ваше внимание и заботливость — я получил 25-го печенье, яблоки и папиросы и сегодня папиросы, откуда, от кого, не говорят, но я-то знаю, от кого.

Фельдман.

31.5.37 г.».

С избиениями автора записки это плохо вяжется. Если только допустить абсурдную мысль, что подследственный был мазохистом.

Есть и другие документы. Например, письмо бывшего командующего Ленинградским военным округом Иона Эммануиловича Якира руководству страны. Маловероятно, что его заставили написать «палачи из НКВД». Им оно точно не нужно. Ведь на судебном процессе этот документ не планировали зачитывать, а адресовалось оно лично членам Политбюро во главе с Иосифом Сталиным.

«Родной, близкий тов. Сталин!

Я смею так к Вам обращаться, ибо я все сказал, все отдал и мне кажется, что я снова честный и преданный партии, государству, народу боец, каким я был многие годы. Вся моя сознательная жизнь прошла в самоотверженной, честной работе на виду партии и ее руководителей — потом провал в кошмар, в непоправимый ужас предательства…

Следствие закончено. Мне предъявлено обвинение в государственной измене, я признал свою вину, я полностью раскаялся. Я верю безгранично в правоту и целесообразность решения суда и правительства. Теперь я честен каждым своим словом, я умру со словами любви к Вам, партии и стране, с безграничной верой в победу коммунизма».

* * *

Допустим, что по какой-то причине у всех подследственных начались проблемы с психикой, и они начали творить неадекватные, с позиции здравого смысла, вещи. А вот как объяснить такой факт. Еще в январе 1937 года, т. е. задолго до раскрытия заговора маршалов и даже до решения февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), заместитель наркома обороны Ян Гамарник и начальник Управления кадров командного состава Фельдман разработали документ «О введении условного шифра «О.У»», т. е. особый учет в отношении лиц, увольняемых из армии. С таким шифром из армии уволили тысячи командиров, и почти все они сразу же по прибытии на место жительства арестовывались, как только местные органы НКВД видели на их документах шифр «О.У»; он, собственно, был сигналом для ареста.