Великая Мать - [20]

Архетипически сверкающие тела – это всегда символы сознания, духовной стороны человеческой психики. Потому их положение в мифологиях, религиях и обрядах характерно для психических констелляций, доминирующих в группе, спроецировавшей эти мифологии и т.д. на небеса из своего бессознательного. Именно в этом смысле мы путем упрощения сопоставляем солнце с патриархальным сознанием, а луну – с сознанием матриархальным.

Лунный дух матриархата — это не тот «нематериальный и невидимый дух», которым кичится патриархат: «Тогда как женское не может по самой своей природе отбросить материальность, человек становится полностью отделенным от нее и возносится к бесплотности солнечного света».

Патриархальное сознание, которое говорит, что «победа мужского лежит в духовном принципе», обесценивает луну и женский элемент, к которому она принадлежит. Это «только душа», «только» высшая форма земного и материального развития, стоящая против «чистого духа», который в своей аполлонически-платонической и иудео-христианской форме привел к абстрактной концептуализации современного сознания. Но это современное сознание угрожает существованию западного человечества, ибо односторонность маскулинного развития привела к гипертрофии сознания засчет целостности человека. Следовательно, и знание было дистиллировано абстрагирующим коллективным сознанием человека – знание материи, например, находится в руках земных представителей маскулинности, которые, кажется, никоим образом не подходят на роль воплощения «чистого нетелесного солнечного Принципа». И, с другой стороны, характер мудрости и света, свойственный Архетипическому Женскому, не должен быть обозначен как «только душевный».

Патриархальное сознание начинается с той точки зрения, что дух вечен apriori; что дух был в начале. После описания трех стадий развития – теллурически-материальной, лунно-психической и солнечно-духовной – Бахофен объявляет: «Теперь третью стадию можно рассматривать как первую и изначальную. То, что некогда пришло к сознанию последним, теперь становится первым; солнце становится изначальной силой, из которой исходят две низшие стадии как эманации. Исполняется то, что Аристотель утверждал как закон всякого развития. Пришедшее последним ни в коем случае не кажется последним, только первым и изначальным. Ибо то, что генетически наследует, по природе своей первое, а то, что генетически последнее – становится первым».

Здесь нас интересует не философский аспект этого утверждения, а его психологические основания. Начиная с финального продукта процесса этого процесса развития, с сознания, с которым оно себя отождествляет, мужское начинает отрицать генетический принцип, который и есть основной принцип матриархального мира. Или, мифологически говоря, он убивает свою мать и предпринимает патриархальную переоценку, по которой сын, отождествленный с отцом, делает себя источником, из которого Женское – как Ева, появляющаяся из ребра Адама – происходит духовным и противоестественным образом.

Необходимость и относительная внутренняя оправданность этого подхода для сознания, и в особенности для мужского сознания, не может быть оспорена, но в своей радикальной односторонности она может быть понята только в свете фона фундаментально антитетического, равно необходимого и равно обоснованного принципа матриархального мира.

В этом матриархальном мире духовный мир луны, соответствующий основному символизму Архетипического Женского, является как рождение – и в действительности как перерождение. Где бы мы ни встретили символ перерождения, нам приходится иметь дело с матриархальной трансформирующей мистерией, и это верно, даже когда ее символизм или интерпретация несет патриархальный облик.

Поскольку во второй части этой работы мы обсудим символизм духовной трансформации, здесь мы ограничимся лишь несколькими основными замечаниями, основанными на нашей схеме (Схема II), и в особенности на ее верхней области.

Трансформирующий символизм всегда становится сакральным там, где вдобавок к чисто естественному трансформирующему процессу происходит вторжение человека; где он перестает быть лишь процессом по природе бессознательным, где в него вступает человеческая личность и возвышает его.

Хотя высшая форма этой сублимированной естественной трансформации заключается в процессе интеграции творческой человеческой личности, ей свойственны и более частные формы культурной трансформации. Такие процессы – это изначальные мистерии Женского, которые, по нашему мнению, находятся у истоков человеческой культуры. Во всех таких формах мистерии, как, например, приготовление еды и питья, создание одежды, сосудов, дома, природные вещи и вещи, преобразованные природой, подчинены высшему виду трансформации человеческим вторжением.

Трансформация такого рода – это не изначально «технический» процесс, как его рассматривает наше секуляризированное сознание, а мистерия. По этой причине символизм, связанный с этими изначальными мистериями, имеет духовный характер, превосходящий только реальное.

Так, например, трансформирующая последовательность ведет от плода к соку, затем с ферментацией к опьяняющему напитку, чей лунно-духовный характер проявляется в таких напитках бессмертия, как сома, нектар, мед и так далее. Другая последовательность появляется из природного мира растений к эссенциям яда и лекарства, в которых торжествует духовная сторона творения, и которые в той же мере управляются луной и, в конечном счете, Великой Матерью. Лекарства, как и яды — это нуминозные содержания, которые были добыты и сообщены таинственным мудрецам. Вестники и распорядители этого аспекта Женского — поначалу почти всегда женщины — это сакральные фигуры, т.е. жрицы.