Великая легенда - [9]

Пришлось согласиться. Я сообщил ей количество жертвенных животных и описал сосуды для вина. Елена радовалась, уверенная, что жертва будет принята благосклонно.

Воспользовавшись случаем, я заговорил о нелепых суевериях религии и о том, что ее мифы коренятся в прославлении героев древности, которые были простыми смертными.

— Тебе меня не убедить. — Елена покачала головой и беззвучно забормотала молитву. — А что ты скажешь о золотом яблоке, присужденном Афродите[51]]? — спросила она. — По-твоему, Парис смог бы выманить меня из Спарты без обещанной помощи богини?

— Ты отлично знаешь, что все это было подстроено, — с презрением сказал я. — Мой друг Кисеей по меньшей мере раз двадцать в беседах с Парисом касался истории с яблоком, и тот каждый раз увиливал и старался сменить тему. «Ты в самом деле видел Афродиту?» — допытывался Кисеей. «Нет». — «Тогда что же ты видел?» — «Я видел яблоко». Подумать только, что люди вроде Энея притворяются, будто верят в эту чушь!

— Нельзя отвергать богов, — повторила Елена дежурную фразу жрецов.

Но я не собирался спорить с ней о религии и снова попытался вытянуть из нее признание. Однако Елена, осторожная, как и все греки, ни в чем не признавалась и ничего не обещала. Она не могла отрицать, что я отлично справился с ее поручением, но ограничивалась словами, что мне рано рассчитывать на ее благодарность, еще придет время.

— Но, Елена, как ты можешь просить меня ждать, видя мое нетерпение? Клянусь богами, разве я не сказал, что люблю тебя?

— Эта клятва в твоих устах звучит фальшиво, Идей.

— Тогда клянусь моим поясом, памятью Фегея, золотом моего отца!

— Ха! Это на тебя похоже. Как бы то ни было, давай подождем. Ты слышал, что я говорила Парису, и, следовательно, знаешь, что я думаю о нем. Он трус и баба.

Я скучаю, а ты кажешься мне забавным. Ты умеешь петь?

— Немного.

— А греческие песни?

— Я их знаю.

Елена дернула шнур, и, когда через минуту появилась Гортина, она велела ей принести лиру. Потом Елена лениво откинулась на подушки, и я начал петь «Гимн Астиаха».

Гортина стояла рядом, устремив на меня вопрошающий взгляд.

Глава 4 Греческий лагерь

В то время троянцы не испытывали особого беспокойства относительно исхода осады. Ахилл, сердитый на Агамемнона за то, что тот силой отобрал у него Брисеиду, уже много дней не покидал свой шатер, а без него греки были почти бессильны. Гектор много раз обращал их в бегство.

Ничего особенного не происходило — были убиты несколько солдат и пара вождей, но примерно столько же умерло бы от лихорадки и воспаления легких в мирное время.

Тем не менее члены троянского совета собирались ежедневно, произносили длинные речи, с серьезным видом покачивали головами и поглощали все вино и печенье, которое им подавали. Одной из моих обязанностей вестника было посещать эти собрания и вести протокол — эту тоскливую задачу можно было выносить только благодаря восхитительному вину.

На следующий день после визита к Елене я пришел в зал совета несколькими минутами раньше обычного.

Царь фракийцев Рез и Антенор уже были там, переговариваясь вполголоса. Вскоре прибыли Гектор и Гикетаон[52]], а вслед за ними Эней, Клитий[53]] и Парис.

Через десять минут просторный зал был полон, и гонца отправили за царем Приамом.

С самого начала заседания я почувствовал, что ожидается нечто важное. С рутинными делами покончили необычайно быстро, и не успел я приготовить чистый лист пергамента, как царь поднялся и спросил, есть ли у присутствующих какие-нибудь новые предложения.

Первым встал Эней. Я не помню всех деталей его речи, но суть сводилась к тому, что троянские воины и герои — под последними он, очевидно, подразумевал Гектора и самого себя — устали тратить силы и кровь ради того, чтобы Парис сохранил украденную им жену. Эней напомнил совету о ране, полученной им несколько дней назад. Он заявил, что вся эта история нелепа от начала до конца, и закончил предложением вернуть Елену и все ее сокровища Менелаю, законному супругу.

Как только Эней сел, Парис вскочил на ноги и начал вопить. Как? Уступить этим наглым грекам после стольких лет славных битв? Лишить его самого драгоценного достояния? Пускай греки забирают сокровища Елены, но отдать ее он никогда не согласится!

Антенор поддержал Энея, но двое или трое выступили в защиту Париса. Сын Анхиза растревожил осиное гнездо — они горячо спорили целый час, так и не приблизившись к решению, когда царь Приам внезапно утихомирил их, заявив, что ставит предложение на голосование.

Результатом было четырнадцать против одиннадцати в пользу предложения Энея.

Лица присутствующих побледнели при объявлении итога голосования. Разгневанный Парис покинул дворец в сопровождении двоих-троих друзей. Эней с довольной улыбкой на хитрой физиономии попросил царя Приама назначить посла для передачи предложения в лагерь греков. Несомненно, он ожидал, что это поручат ему, но я удивился не менее его, услышав слова царя:

— Идей, сын Дара, я поручаю тебе передать наше предложение грекам.

На этом собрание закончилось, и члены совета разделились на маленькие группы, обсуждая принятое решение. На сегодня военные действия следовало прекратить, и царские гонцы сообщили войскам о перемирии. Получив от Антенора и Гектора приказ отправиться в греческий лагерь этим же вечером, я спешно покинул зал совета и зашагал по широкой мраморной аллее к дому Париса. Со мной все время заговаривали взволнованные люди — казалось, новость уже просочилась на улицы, — но я не обращал на них внимания. Только когда Кисеей схватил меня за руку, я велел ему ждать меня через полчаса в моих дворцовых покоях.