Великая легенда - [42]

Прекрасные белые руки оставались обнаженными, за исключением тех мест, где их прикрывали складки мантии.

— Как я выгляжу? — осведомилась Гекамеда тоном, свидетельствующим о том, что она сама уже дала на этот вопрос удовлетворительный ответ.

— Ты выглядишь так, что тебе могла бы позавидовать сама Афродита, — искренне отозвался я. Девушка была поистине прекрасна, и у меня сжалось сердце при мысли, что она принадлежит мне лишь официально. — Опусти вуаль — нам пора идти.

Как я уже говорил, мы прибыли поздно к Скейским башням, хотя наш возница изо всех сил гнал лошадей по улицам. Я помог Гекамеде сойти с колесницы, и мы прошли через величественный портал из красно-желтого камня к находящейся внутри винтовой лестнице.

— Боги Олимпа! — пропыхтела Гекамеда, когда мы были на полпути вверх. — Неужели лестница никогда не кончится? Больше я не могу сделать ни шагу!

Наконец подъем завершился. С трудом переводя дыхание, мы шагнули на площадку, прошли через проход Семи колонн и оказались на башнях.

Вокруг слышались оживленные, я бы даже сказал, веселые голоса. На мраморных скамьях, группами по трое или по четверо, сидели самые знатные и выдающиеся мужчины и женщины Трои.

Приам восседал на троне из черного дерева у края парапета, окруженный советниками, глядя на равнину перед полем битвы. Справа от него сидела Елена Аргивская — несомненно, для того, чтобы указывать, кто из греческих вождей появился в поле зрения, — а слева находилась Кассандра.

Группа сбоку состояла из Париса, Эфры, Климены и Поликсены; ближе к центру стояла царица Гекуба в окружении прислужниц. На ее лице была написана тревога, как всегда в день, когда Гектор отправлялся на поле сражения. Царице хватало ума понимать, что Гектор стоит всех остальных ее сыновей, вместе взятых, — это восхищало меня в Гекубе.

Двигаясь между разрозненными группами, кивая друзьям и знакомым, Гекамеда и я добрались до переднего края башен. Со всех сторон я слышал шепот и видел устремленные на нас взгляды, чувствуя злорадное удовлетворение, что препятствую их любопытству, велев Гекамеде не поднимать вуаль.

Равнина, расстилавшаяся перед воротами, была пуста — воины еще не появились. Далеко на востоке виднелась туманная линия греческого лагеря. Мы развлекались попытками разглядеть шатер Нестора, где я захватил Гекамеду, но это оказалось невозможным.

— В конце концов, — промолвила Гекамеда, глядя в сторону лагеря ее и моих врагов, — мне есть за что благодарить тебя, Идей. Ты спас меня от участи, которая страшнее смерти.

Я придвинулся ближе к ней:

— Это справедливо, но я так счастлив, словно твоя благодарность мною не заслужена. Неужели твоя ненависть начинает затихать? Неужели ты улыбнешься мне, Гекамеда?

— Никогда! Ты знаешь, что я здесь только по твоему приказу. Смотри, меня зовет Поликсена — я должна с ней поговорить.

Мы направились туда, где дочь Приама беседовала со своим братом Парисом и подошедшим к ним Орхоменом. Эфру и Климену подозвала их госпожа.

— Могу ли я верить своим глазам? — воскликнул Орхомен при нашем приближении. — Неужели это Идей с прекрасной Гекамедой? Приветствую тебя, друг мой!

— Рада тебя видеть, Гекамеда, — сказала Поликсена. — Какой красивый колпак! Ты купила его в Трое?

Садись рядом. Почему бы тебе не поднять вуаль? Так принято на башнях.

Смущенная Гекамеда колебалась:

— Я… по правде говоря, мне запретил Идей.

Поликсена удивленно посмотрела на меня, а Орхомен расхохотался.

— Как? — воскликнул Парис. — Идей лишает нас права взглянуть на очаровательную Гекамеду? Это неучтиво — мы должны научить его хорошим манерам!

И прежде чем я успел вмешаться, он протянул руку и откинул вуаль, открыв для всеобщего обозрения прекраснейшее лицо Гекамеды.

Глава 15 Тревожные известия с поля битвы

Движение Париса было настолько быстрым и неожиданным, что я не успел удержать его. Но в следующий момент я прыгнул вперед, подняв руку, и, если бы не вмешался Орхомен, дело приняло бы для меня скверный оборот, ибо никто не может бить царского сына безнаказанно.

Однако Орхомен вовремя встал между нами и шепнул мне:

— Опомнись, Идей! Неужели ты хочешь погубить себя? — После этого он повернулся к Парису: — Хорошим манерам следует научить не Идея, а тебя. Стыдись!

— Я не хотел никого обидеть, — оправдывался Парис, очевидно понимая, что зашел слишком далеко. — Кроме того, если кто-то и может чувствовать себя оскорбленным, так это прелестная Гекамеда.

— Об этом позволь судить мне, — отозвался я, побелев от гнева.

Парис даже не взглянул на меня, не сводя глаз с Гекамеды.

— Вот и обижайся, когда заденут тебя, — небрежно бросил он. — Скажи, Гекамеда, ты считаешь себя оскорбленной?

Взгляды всех устремились на дочь Арсиноя. Она спокойно смотрела на Париса, но в глубине ее глаз мелькали искорки смеха.

— Никакого оскорбления не было, — ответила она наконец, — а если бы и было, то я простила бы тебя, Парис.

Орхомен снова расхохотался, на губах Поликсены мелькнула улыбка, а Парис бросил насмешливый взгляд в мою сторону. Что до меня, то, если бы Гекамеда была со мной наедине, думаю, она бы не избежала заслуженной порки. Сказать мужчине, только что сорвавшему с нее вуаль, что это не оскорбление, после того, как я вступился за нее! Возможно, она сделала это назло мне, но Парис всегда нравился женщинам…