Великая Кавказская Стена. Прорыв 2018 - [86]

— Мамырин! — крикнул Киренкин.

И тотчас, словно из-под земли, явился высокий, сутулый прапорщик с преданными, как у эрделя, глазами.

— Григорий Борисович, так разве успеем?! — развёл он руками, протестуя против того, что его оторвали от любимого пулемёта.

Он тоже выглядел смертельно усталым и, похоже, держался исключительно на силе воли.

— У нас тридцать минут! Всех раненых — за общежитие. Старший прапорщик покажет!

— Давай! — скомандовал Герман Орлов. — Давай живее! — и оглянулся на Игоря, словно спрашивая: «Разве это главное для меня? Я в другом деле пригожусь!»

Но Игорь сделал вид, что не понял Германа Орлова:

— Выполняй приказ, прапорщик! Сейчас главное вынести раненых.

— Ладно, — вовсе не по-уставному ответил Герман Орлов. — Я же говорил, что мы, как в Брестской крепости. Но я тотчас вернусь! — заявил он в своей обычной нагловатой манере.

Игорь пожал плечами, давая понять, что этот вопрос чисто риторический: вернёшься — хорошо, не вернёшься — тоже неплохо, главное — руки развязать. — Ну а теперь самое время сообщить Севостьянихину обстановку, — сказал он Олегу Вепреву.

Судя по аппаратуре духов, его опасения подтвердились — слушали их духи и мотали на ус, только в этот раз ничего не поняли — слишком неожиданно они свалились им на голову. Так что получилось, что Игорь прав оказался. Но кому сейчас что докажешь? Да и надо ли доказывать? Обошлось, ну и слава богу. Игорь только лишний раз убедился, что интуиция его не подвела и что русский авось сработал.

Боль сделалась почти невыносимой, и он полез за промедолом. Были у него в запасе ещё пара шприцов.

* * *

Боевики не дали себя одурачить: начали атаку задолго ещё до того, как вынесли последнего раненого. Обнаружили, видать, передвижение и стали планомерно затягивать петлю, но до железнодорожной насыпи в спешке не добрались. Предусмотрительный Олег Вепрев посадил на ней Виктора Максимова с тем, чтобы он не дал боевикам хотя бы в течение пятнадцати минут зайти в тыл.

— Если они оседлают дорогу, то нам кранты, — сказал он для острастки.

Кирилла Жукова сунул в башню, хотя сектор был слеповат, однако давал возможность вести фланирующий огонь, если боевики пойдут вдоль опять же всё той же насыпи, потому что насыпь была самым слабым местом. А ещё одного пулемётчика — Лёву Аргаткина — поставил в здании железнодорожного вокзала. Если бы Игорь увидел это, он бы решил, что Олег Вепрев сводит с Лёвой счёты, настолько позиция, с одной стороны, была неудачной, практически слепой, а с другой — необходимой, потому что правый фланг всё равно надо было защищать, и в этом смысле она, разумеется, была и проигрышной, и промежуточной одновременно. К чести Олега Вепрева, он самолично разместил ещё две позиции за спиной Лёвы Аргаткина, дав ему возможность перебежать на них, но чисто теоретически, потому что стоило боевикам прорваться в центре, как Лёва Аргаткин оказался бы отрезанным от своих, и тогда ему один путь — в центр города, если, конечно, он правильно, а самое главное, своевременно оценит ситуацию. Но это была эфемерная надежда, потому что надо было дождаться, когда всех раненых опустят в туннель. Теперь всё зависело только от Германа Орлова, насколько быстро он сработает.

— Жди сигнала, — приказал Олег Вепрев. — Жди!

И Лёва Аргаткин согласно кивнул, потому что верил в свою судьбу и знал, что умрёт не сегодня и даже не завтра. Было у него такое святое чувство: перед смертью повидать любимый север и ещё хотя бы раз сходить на Рыбачий, где ловились огромные камчатские крабы и пикша. Пикшу он коптил прямо на берегу и подбрасывал в костёр для аромата смолистые веточки можжевельника, а крабов варил в ведре и угощал своего любимого эрделя.

— Буду ждать, — ответил он, обкладываясь магазинами с пулемётными лентами.

Справа под руку он положил пару гранат, а потом сбегал и убрал свисающий алюминиевый лист, который мешал стрелять, и стал ждать. Перед ним торчали остатки того, что когда-то было торговыми павильонами, и больше всего его волновало то, что боевики могли подобраться через эти развалины вплотную.

Игорь в этот момент был совсем в другом месте, на крайнем левом фланге, на первом этаже гостиницы, потому что главный удар они с Олегом Вепревым ожидали именно здесь. И когда началась стрельба, первым делом развалил дом «шмелём-м» на краю Октябрьской, пулемётчик в котором не удосужился сменить позицию. И хотя это была классическая пятиэтажка времён Сталина, то есть кирпичная и крепкая, она вспухла в центре, а потом сложилась внутрь, и края задрались в голубеющее небо. Естественно, всего этого Игорь не увидел, потому что сразу после выстрела отбросил трубу и пополз туда, где за кирпичной стенкой лежал его пулемёт. Ему повезло дважды: во-первых, он сумел улучить момент, когда кто-то из своих сбил одного из пулемётчиков на той стороне площади и огонь на несколько секунд ослаб, а во-вторых, в простреливаемом насквозь первом этаже в него попали всего лишь один раз. И боли он вначале даже не почувствовал, только в правом ботинке, когда он поднялся, за стенкой из кирпича что-то хлюпнуло, и Игорь решил, что провалился ногой в одну из тех ям, которые образовались в полу первого этажа и были наполнены зловонной жижей из туалетов.