Великая и ужасная красота - [53]

Музыка умолкает.

— Если вы будете танцевать столь неграциозно, леди, ваш бальный сезон закончится, не успев начаться. Могу ли я вам напомнить, юные леди, что все это — вовсе не игра? Лондонские сезоны — дело чрезвычайно серьезное. Это ваш шанс доказать, что вы сумеете достойно исполнять обязанности, которые будут возложены на вас, когда вы станете супругами и матерями. И что еще важнее, в вашем поведении отразится сама душа и суть школы Спенс!

В этот момент кто-то стучит в дверь зала, и миссис Найтуинг, извинившись, отходит, а мы начинаем подниматься на ноги. Никто не помог Энн. Я предлагаю ей руку. Она застенчиво берется за нее, не глядя мне в глаза, все еще смущенная своей ночной откровенностью.

— У школы Спенс есть душа? — спрашиваю я, стараясь, чтобы это прозвучало как легкомысленная шутка.

— Ничего смешного тут нет, — пылко восклицает Пиппа. — Мы ведь здесь хотим стать лучше… ну, некоторые из нас хотят. А я слышала, что девушек начинают оценивать с того самого момента, когда они только появляются на своем первом балу. И я не хочу, чтобы меня называли «той девушкой, которая не умеет танцевать»!

— Успокойся, Пиппа, — говорит Фелисити, приводя в порядок свою юбку. — У тебя все будет прекрасно. Ты никогда не останешься старой девой. Уж наверняка мистер Бамбл об этом позаботится.

Пиппа прекрасно видит, что все на нее смотрят.

— Я не уверена, что говорила, будто собираюсь замуж за мистера Бамбла. Ведь не говорила? В конце концов, я могу где-нибудь на балу встретить другого, особенного человека…

— Ну да, какого-нибудь герцога или лорда, — мечтательно произносит Элизабет. — Вот чего мне хотелось бы!

В глазах Фелисити вспыхивает холодный свет.

— Пиппа, дорогая, ты ведь не собираешься снова улетать в свои фантазии?

Пиппа сияет показательной улыбкой.

— Какие фантазии?

— Да те самые, что вечно мчатся сквозь твою головку на легких крыльях! О великой любви и о принце, который ищет свою принцессу, и о том, что у тебя как раз находится подходящее платье, засунутое в глубину гардероба, и ты мгновенно очаровываешь искателя!

Пиппа изо всех сил старается сохранить лицо.

— Ну, женщина всегда должна смотреть как можно выше.

— Да, весьма уместное рассуждение в устах дочери купца.

Фелисити скрестила руки на груди. Воздух в зале как будто накаляется. И наполняется электрическими разрядами.

Щеки Пиппы вспыхивают.

— Ну, тебе вроде бы не совсем к лицу давать подобные советы, не так ли? Учитывая историю твоей семьи.

— О чем это ты, не понимаю! — ледяным тоном цедит Фелисити. — На что ты намекаешь?

— Я вовсе не намекаю. Я всего лишь констатирую факт. Кем бы ни были мои родители, моя матушка уж точно не…

Она вдруг замолкает.

— «Не» что? — яростно рычит Фелисити.

— Мне кажется, миссис Найтуинг возвращается, — нервно говорит Энн.

— Да, уж будьте любезны, прекратите ссориться! — просит Сесили и пытается отвести Фелисити в сторону, но безуспешно.

Фелисити шагает к Пиппе.

— Нет уж, если Пиппе есть что сказать о репутации моей семьи, я очень хотела бы это услышать. По крайней мере о том, что моя матушка «не»… что?

Пиппа расправляет плечи.

— По крайней мере моя матушка не блудница!

Фелисити с такой силой ударяет Пиппу по щеке, что по всему залу идет звон. Мы все подпрыгиваем от неожиданности и от того, с какой яростью Фелисити дала Пиппе пощечину. Ротик Пиппы превращается в безупречную букву «О», на глазах выступают слезы от боли.

— Ты возьмешь свои слова обратно! — шипит Фелисити сквозь зубы.

— И не подумаю! — восклицает Пиппа, плача. — Ты прекрасно знаешь, что это правда! Твоя мать — куртизанка и содержанка! Она оставила твоего отца ради какого-то художника! Влюбилась в него и сбежала во Францию!

— Это неправда!

— Правда! Она сбежала и бросила тебя!

Мы с Энн настолько потрясены, что не можем двинуться с места. Сесили и Элизабет с трудом сдерживают злорадные улыбки. Новость воистину ошеломляющая, и я прекрасно понимаю, что потом девушки начнут со смаком обсуждать ее. И Фелисити больше не удастся хотя бы раз пройти через большой холл школы Спенс без того, чтобы за ее спиной не послышался шепоток сплетниц. А виновата во всем будет Пиппа.

Фелисити резко смеется.

— Я уеду к маме, когда закончу школу. Мама пришлет за мной. Я буду жить в Париже, и мои портреты будут писать самые прославленные живописцы. А вы пожалеете о том, что усомнились во мне.

— Ты действительно все еще думаешь, что она вызовет тебя к себе? Сколько раз ты с ней виделась с тех пор, как учишься здесь? Я тебе скажу: ни одного!

Глаза Фелисити пылают ненавистью.

— Она пришлет за мной.

— Да она не трудится даже прислать хоть что-нибудь на твои дни рождения!

— Я тебя ненавижу!

Девицы с самым ханжеским видом принимаются вздыхать, изображая смущение. А Пиппа, к моему изумлению, вдруг говорит тихо и мягко:

— Ты не меня ненавидишь, Фелисити. Не меня.

Миссис Найтуинг возвращается стремительным шагом. Она сразу же замечает напряженную атмосферу в зале, как заметила бы перемену погоды.

— Что здесь происходит?

— Ничего, — хором отвечаем мы, быстро расходясь в разные стороны и принимая позицию для танца.

— Что ж, продолжим.

Миссис Найтуинг снова запускает фонограф. Фелисити хватает за руку Энн, и мы с Пиппой тоже шагаем друг к другу. На этот раз ведет Пиппа, и потому она обхватывает меня за талию, а левой рукой сжимает мою правую. Мы вальсируем поближе к окнам, стараясь держаться подальше от Энн и Фелисити.