Великая и ужасная красота - [10]

ГЛАВА 4

— Вот она, эта школа, сэр, — кричит возница.

Мы уже около часа катим между пологими холмами, сплошь поросшими деревьями. Солнце село, небо приобрело туманный синий цвет сумерек. В окно экипажа я вижу полог ветвей над головой, сквозь кружево листвы проглядывает луна, зрелая, как дыня. Я начинаю думать, что наш возница унесся куда-то в мечтах и забыл дорогу, — но вот мы перевалили через гребень очередного холма, и перед нами открылся великолепный вид на школу Спенс.

Я-то ожидала увидеть маленькое поместье, нечто вроде того, что описывают в дешевых книжках, — розовощекие юные девушки играют в теннис на аккуратных зеленых лужайках… Но в школе Спенс нет и намека на уютность. Она огромна и похожа на заброшенный замок безумца, с высоченными толстыми сторожевыми башнями и острыми тонкими шпилями. Наверняка нужен целый год для того, чтобы просто заглянуть в каждую комнату, в этом можно не сомневаться.

— Ух! — Возница резко останавливает лошадь.

Кто-то выбежал на дорогу.

— Кто это тут?

Какая-то женщина обходит экипаж и вглядывается в окно с моей стороны. Это старая цыганка. У нее на голове туго повязан богато вышитый шарф, на ней золотые украшения, но в остальном она выглядит весьма неопрятно.

— Ну, что еще случилось? — вздыхает Том.

Я высовываюсь наружу. Когда на меня падает лунный свет, лицо старой цыганки смягчается.

— Ох, да это ты! Ты наконец вернулась ко мне!

— Прошу прощения, мадам. Вы, похоже, приняли меня за какую-то другую девушку.

— А… а где Каролина? Где она? Вы ее привезли?

Цыганка негромко стонет.

— Миссус, дайте-ка нам проехать! — окликает цыганку возница. — Это хорошая, добрая леди.

Резко дернув вожжи, он снова трогает экипаж с места, а старая женщина кричит нам вслед:

— Мать Елена все видит! Она знает, что у тебя на сердце! Она знает!

— Боже праведный, у них тут, похоже, имеется собственная отшельница! — усмехается Том. — Это очень модно.

Том, конечно, может смеяться, но я дождаться не могу, когда наконец выберусь из экипажа и темноты.

Лошадь провозит нас под каменной аркой и сквозь ворота. Я успеваю рассмотреть прекрасное зеленое поле, идеально подходящее для игры в теннис или крокет, и нечто вроде пышного заросшего сада. Чуть подальше красуется роща огромных деревьев, густая, как настоящий лес. А за деревьями на холме стоит небольшая церковь. Все вокруг выглядит так, словно в пейзаже ничто не менялось много веков подряд.

Экипаж ползет вверх по склону холма, к парадному входу в школу Спенс. Я смотрю в окно, вытянув шею, стараясь увидеть целиком огромное строение. Над крышей что-то торчит… В слабом свете трудно понять, что это такое. Но вот из-за облаков выглянула луна, и я отчетливо вижу: это горгульи. Лунный свет скользит по крыше, выхватывая детали — то острые зубы, то злобно ухмыляющуюся пасть, то злые глаза…

«Добро пожаловать в пансион благородных девиц, Джемма. Учись вышивать, накрывать стол для чая, делать реверанс. Ох, кстати, ночью тебя могут сожрать крылатые чудовища, слетевшие с крыши…»

Экипаж наконец останавливается. Мой сундук опускают на широкие каменные ступени перед огромной деревянной дверью. Том стучит в нее большим бронзовым дверным молотком, размером примерно с мою голову. Пока мы ждем, брат не может удержаться, чтобы не дать мне еще один родственный совет.

— Джемма, теперь очень важно, чтобы ты вела себя соответственно своему положению в обществе, пока будешь в школе. Приятно, конечно, проявлять доброту к тем, кто стоит ниже тебя, но помни: они тебе не ровня!

Положение в обществе. Не ровня. Просто смех, право слово! В конце концов, я ведь уродливая, виновная в смерти матери особа, подверженная видениям… Я делаю вид, что поправляю шляпку, глядя на свое отражение в блестящей поверхности дверного молотка. Наверное, предчувствия, что мучили меня, исчезнут в ту секунду, когда откроется дверь и благожелательная экономка проводит меня в объятия тепла и открытых улыбок.

Правильно. Надо еще раз хорошо, основательно ударить в дверь молотком, чтобы показать: я — хорошая, основательная девушка, из тех, кого полюбят и примут как свою в любой мрачной и скучной школе. Тяжелая дубовая дверь наконец отворяется — и перед нами возникает экономка с грубым лицом, толстая и могучая, и такая же теплая, как январь в Уэльсе. Она таращится на меня, вытирая руки о накрахмаленный белый передник.

— Вы, должно быть, мисс Дойл. Мы полагали, вы приедете еще полчаса назад. Вы заставили директрису ждать. Входите. Следуйте за мной.

Экономка предлагает нам чуть-чуть подождать в большой, тускло освещенной гостиной, полной пыльных книг и увядших папоротников. В камине горит огонь. Он шипит и пускает искры, пожирая сухую древесину. Сквозь распахнутую двустворчатую дверь до нас доносится смех, и я вижу нескольких молодых девушек в белом, идущих по коридору. Одна заглядывает в гостиную, видит меня — и идет дальше, как будто я всего лишь предмет обстановки. Но через мгновение она и кое-кто еще из девушек оглядываются. Они во все глаза смотрят на Тома, а он важно кланяется, заставляя девиц порозоветь и захихикать.

Господи, помоги нам всем…

Мне захотелось схватить кочергу, стоявшую у камина, и ткнуть ею брата, чтобы прекратить этот спектакль. К счастью, меня отвлекают от убийственного порыва. Мрачная экономка возвращается. Пора прощаться с Томом, но мы молчим, уставившись на ковер под ногами.