Великая битва у Малого пруда - [15]

Петрикэ был седьмым по счёту. Прозвали же его «меньшим», потому что на протяжении пяти лет он был действительно самым младшим в семье Бунеску. Старше него были: сестра — каменщица, брат — лейтенант, ещё две сестры — одна воспитательница в детском саду, а другая техник местного радиоузла, потом сестра — студентка последнего курса металлургического техникума и брат, который учился на третьем курсе химического техникума. Все они считались взрослыми. Младшими были: Петрикэ, двое близнецов-дошкольников и, наконец, «малышка».

Петрикэ часто жаловался на своё скверное «стратегическое положение» в семье. Ни большой, ни маленький!

«В общем, — говорил он, — получается ни то ни сё! У всех — права, только у меня — обязанности!» Например, кончился сахар. Кто сбегает в продмаг? Каменщица? Лейтенант? Воспитательница или радиотехник? Или, может быть, дошкольники, которые ещё в детском саду? Или «малышка»? Она ещё и ходить не умеет! Нет! А раз нет, то путём исключения напрашивается вывод, что идти должен Петрикэ. Слов нет, покупать сахар не так уж неприятно. По дороге можно съесть несколько кусочков. Но какая радость, когда тебя посылают за содой или за керосином?

Бывали моменты, когда «скверное стратегическое положение» сулило кое-какие преимущества. Существенную роль в таких случаях играла копилка «меньшого». Каждую получку отец, каменщица, лейтенант, воспитательница и радиотехник непременно откладывали в эту копилку несколько медных и серебряных монет. Даже будущий техник-металлург и будущий химик, хотя сами ещё ничего не зарабатывали, не желая лишаться «титула» взрослых, вносили свой пай из полученных от родителей денег.

Недавно Петрикэ купил на эти деньги конфет для маленьких. Но этим жестом, к своему прискорбию, он не завоевал права взрослого.

Кроме выражения «стратегическое положение», в семье Бунеску бытовало и другое: «ничто не исчезает, всё преобразуется». Оно было, так сказать, семейной гордостью, и, когда каменщица предложила заменить его выражением: «нет отбросов, а есть ресурсы», будущий химик горячо запротестовал. Но что означало это выражение в семье Бунеску? А вот что. Допустим, каменщица купила себе новые перчатки. Старые перчатки она дарила металлургу. Если же они оказывались слишком рваными и не выполняли своего назначения, их распускали на пряжу, и в результате получался клубок величиной с кулак лейтенанта или два клубочка с кулачок младших детей. Пока придумывали наилучший способ употребления пряжи, клубок служил мячиком для «малышки». Потом мать или воспитательница вязали либо варежки Петрикэ, либо носочки одному из дошкольников, либо башмачки «малышке».

Не менее распространённым было выражение «семейный совет». В совет входили отец, мать, каменщица, лейтенант и воспитательница. «Семейный совет» собирался по понедельникам вечером и, помимо всего прочего, обсуждал еженедельный бюджет, распределял деньги на все «запланированные», а также на «непредвиденные» расходы. Деньги хранились в ящике, который никогда не запирался; назывался он «семейным банком», а сокращённо «С. Б.».

Хотя дети Бунеску весьма различались между собой, у всех у них было общее свойство: весёлость. Смех в этом доме неумолчно звучал на разные лады — от трелей малышей до раскатистого баса лейтенанта. Даже «малышка» обещала не отставать от других. Стоило подойти к её кроватке, как она заливалась смехом, показывая свой единственный, недавно прорезавшийся зуб величиной с рисовое зёрнышко.

Из сада в открытое окно комнаты, занимаемой будущим химиком вместе с Петрикэ, доносился сладкий запах лилий.

Вернувшись домой, Петрикэ в ожидании ужина стал один играть в настольный футбол, и, понятно, скоро это ему наскучило, хотя он и забил два мяча (вернее, две пуговицы) в ворота «противника». Недолго думая Петрикэ швырнул в сторону пуговицы и выпрыгнул из окна в сад. В глубине сада, у самого забора, росла вишня. Она сразу привлекла внимание Петрикэ, так как с ней происходило что-то необыкновенное. Ветер был настолько слабым, что тонкие стебли лилий только чуть покачивались, но ветви вишни гнулись, точно застигнутые бурей. Подойдя ближе, Петрикэ заметил среди листвы босую ногу. Он крикнул:

— Эй, кто там? Что ты тут впотьмах делаешь?

— Это я, твоя соседка, ем вишни. Вовсе и не темно. Луна!

Петрикэ узнал голос Нины, соседской девочки, и сердито крикнул:

— Сейчас же слезай! Ты спрашивала разрешения? Вишня не ваша!

— И неправда! Половина ваша, половина наша… Я на нашей половине и могу есть сколько захочу.

Действительно, часть ветвей свешивалась через забор. Ствол же находился в саду Бунеску. Петрикэ попытался объяснить это Нине, но она живо привела веские доводы:

— А ты ешь абрикосы с нашего дерева!

— Вот и не ем, они червивые!

— А вишни кислые, да и неспелые!

— Погоди, пока поспеют!

— До тех пор ты сам всё съешь.

— Я имею право, это мои. Ну-ка, слезай, а то доберусь до тебя, тогда не поздоровится!

— И не подумаю. Я влезла на свою половину. Если хочешь, милости просим наверх, меня не испугаешь! — И девочка, смеясь, бросила в Петрикэ вишнёвую косточку.

— Значит, ты так! Ну, погодите, агрессор, я вам покажу…