Великаньи забавы - [11]

Симаков выехал поутру. Собаки ходко тащили нарту, и каюр по северной привычке на ходу сочинял песню про удачный промысел. Запоёт — одной песни на всю дорогу хватит.

Я в капкане найду выдру, выдру.

Аля-ля, а-ля-ля,

Дорогую выдру!

А в другом я найду сиводушку-лису.

Аля-ля, а-ля-ля,

Сиводушку-лису…

Показался заросший тальником берег речушки, весь заметённый снегом. На поверхности топорщились лишь обитые пургами верхушки веток. В этом месте, у незамерзающего ключа, стоял первый капкан. Увы, неудача: пружина спущена и капкан пустой.

«Эге! — удивился охотник. — До чего хитра: приманку съела — и до свидания».

Направился к другому капкану — опять та же история. А третьего вовсе найти не смог. Лишь обрывок цепи да след, словно бревном по снегу проехали.

Охотник опешил. Рассуждать некогда. Он бросился на нарту, гикнул на собак и помчался вдоль загадочной полосы.

Километра через три Симаков нагнал вора. Какой-то зверь, волоча капкан, пытался скрыться, но помешала цепь: запуталась в кустах кедрового стланика.

Охотник осторожно приблизился и остолбенел перед странным животным: лупоглазое и с белой усатой головой, передние лапы вроде култышек, коротенькие. Сзади — длинные нерпичьи ласты…

Но нет, не нерпа. Та пятнистая, а эта с тёмно-бурой гладкой шерстью. И хвост толстый, как у выдры.

«Что за чудо?!» — поразился охотник, разглядывая неожиданную добычу.

Зверь почти не дичился — устал, наверное, ползти с капканом. Да и легко ли с такими лапами путешествовать по снегу? Накинул на него охотник оленью шкуру, которую обычно стелил себе под бок. Уложил на нарту, притянул ремнями и погнал домой.

Едва успел раздеться, а изба полна народу.

— И впрямь диковина! Отроду такого не видывали! — удивлялись охотники.

Позвонили в районное село. Дескать, так и так, приезжайте, возможно, для музея пригодится.

А гость сразу же освоился с людьми. С удовольствием поглощал свежую рыбу, поражая всех прожорливостью.

На другой день в избу Симакова пожаловал из райцентра учёный-охотовед.

Зверь, развалившись по-домашнему, лежал в ванне с водой. Он смешно топорщил усы и, по всему было видно, чувствовал себя превосходно.

Рядом стояла хозяйка.

— Только на минутку отвернулась, а этот тут как тут, пожаловалась она охотоведу. — Ишь развалился, чистоплюй! Будто для него воды натаскала. Я стирать собиралась…

Но охотовед не слушал сетования женщины — удивлённо уставился на купальщика.

«Неужели?! — Он не верил своим глазам. — Ведь до островов четыре сотни километров. А потом, как ему попасть на сушу, да ещё зимой?..»

— Далеко от морского берега его нашли? — озабоченно спросил учёный у хозяина.

— Да так километрах в двадцати.

— Знаешь, кто это… Молодой калан.

— Калан!!!

О каланах, легендарно редких морских животных, в селе слыхали, но видеть не приходилось. Жили те далеко, возле острова Медного.

Зверёныш, вероятно, потерялся в море, а потом был выброшен прибоем к устью реки. Тут и попался в капкан.

— Теперь ты, Фёдор, большую премию получишь, — продолжал охотовед. — Редкого зверя спас. Ведь каланов на всей земле только три тысячи. И охота на них строго-настрого запрещена.

…С первым самолётом калана отправили в Усть-Камчатск, где расположен морской порт. Там его посадили на большой теплоход, который плыл на Север.

Зверёныш спал, гулял, купался в ванне и опять спал. Но вот насторожился, забеспокоился. Вдали показалась тёмная полоса — приближалась, росла. Из моря поднялись причудливые востряки сопок.

Резко прозвучал пароходный гудок, и береговые скалы словно взорвались — разлетелись на белые пуховые клочья! Это тысячи крылатых обитателей взвились к небу.

Каланёнок завозился.

Что такое? Уж очень знакомо… Ну конечно, его дом — остров Медный! Ещё бы, такой шум услышишь только в родных местах.

…Остров Медный на географических картах отмечен всего лишь точкой. Но в Беринговом море он, пожалуй, самый шумный. Весь исходит криком! Здесь разговаривают скалы, усыпанные птичьими базарами, басовито грохочет море, кричат котики, пыхтят морские львы-сивучи, скулят песцы. Всё живое топчется, ползает, летает, отлёживается на узкой прибойной полосе. А дальше — камни, сопки, ущелья, и без единого деревца.

Теплоход остановился на рейде — к лежбищу зверей судам подходить запрещено. Пришлось необычного пассажира пересаживать в шлюпку.

Лишь вытолкнули каланёнка в воду, рядом вынырнули сородичи. Один из них, перевернувшись, положил малыша к себе на грудь, обнял его коротышками-лапами. Возможно, это была мать. А может, и не она: каланы очень ласковы и любят малышей.

Моряки полюбовались и нажали на вёсла.

ПИНГВИН-ФУТБОЛИСТ

К Мирному дизель-электроход «Уэлен» подошёл в январе. То есть в самый разгар лета — в Южном полушарии все времена года наоборот. Солнце кружило день и ночь. Порой температура поднималась до пятнадцати градусов. И хотя вокруг по-прежнему лежал снег и тяжёлый паковый лёд, люди загорали до пузырей на теле — такое жгучее солнце в Антарктиде. Особенно часто вздувались губы. Чтобы не обгореть, на лицо приходилось набрасывать предохранитель из марли наподобие накомарника.

«Уэлен» привёз для зимовщиков научное оборудование и продукты. Корабль пришвартовался к ледяному припаю. До Мирного ещё оставалось километров двадцать по суше. Нагрузили сани, прицепили к ним трактор, и поезд направился к посёлку.