Великан Иеус - [8]
В два прыжка я уже был около Иеуса и, стиснув его чудовищную руку, уцепившуюся за выступ скалы, прокричал ему в самое ухо:
— Ну что, теперь ты видишь, кто здесь хозяин? Послушайся же меня, убирайся отсюда поскорее!
— Хорошо, — ответил он. — Подними меня. Возьми к себе на плечи и отнеси туда, наверх.
— Что за вздор! Ты же знаешь, что я не могу поднять и одного твоего пальца.
— Не можешь?.. А не можешь ли ты, малыш, оставить меня в покое? Мне здесь хорошо, и я не уйду. Но я хочу спать на спине. Уложи меня!
Вместо ответа я ударил его ногой. Он обернулся ко мне, и я опять увидел его огромное плоское лицо, сплошь покрытое беловатыми лишаями.
При виде этой равнодушной каменной маски ненависть с новой силой вспыхнула во мне, и я с размаху ткнул своей палкой с железным наконечником прямо ему в пасть.
Великан, казалось, даже не заметил этого. Но вдруг из тёмной расселины, которая служила ему ртом, послышался тоненький, слабый, едва уловимый голосок:
— Злой мальчишка, ты разорвал мою паутину и чуть-чуть не раздавил меня самого!
— Кто ты? — спросил я, осторожно вытащив палку и приникая ухом к пасти великана. — Кто ты такой?
— Кто я? — с негодованием переспросил голос. — Я моховой паучок и живу здесь с тех пор, как появился на свет,— работаю, пряду свою пряжу, занимаюсь охотой. А вот кто ты такой? Что надо тебе? Зачем ты меня потревожил?
— Свет велик, дружок! Шёл бы ты прясть свою пряжу и охотиться куда-нибудь в другое место.
— Я мог бы тебе ответить теми же словами. Разве для тебя на свете мало места? Оставь в покое эту скалу. Это моя скала. Здесь мой дом, и я хочу жить здесь!
Эти слова удивили меня. На минуту мне показалось, что я услышал свой собственный голос. Я отошёл в сторону и задумался.
«Даже маленький, жалкий паучок не хочет остаться бездомным, так неужели же я уступлю свой родной дом этому каменному чудовищу? Он не хочет уходить отсюда? Что ж, пусть остаётся! Я заставлю его служить мне. Пускай лежит в ложбине у склона горы, упираясь ногами в те самые глыбы, которые прежде служили ему подножием, и задерживает собственным телом ползущие с вершины снега!»
Эта мысль показалась мне правильной, и я опять вернулся к великану.
— Так ты говоришь, что тебе здесь хорошо и ты не прочь тут оставаться? — спросил я, подсев к огромному уху великана.
Я боялся, что голос мой кажется ему таким же слабым и тонким, как мне — голосок паучка.
— Да, — прогремело из самой глубины каменного нутра,— я останусь тут. Приготовь мне поскорее удобную постель.
Я невольно расхохотался:
— Вот ещё, какой барин нашёлся! Не прикажете ли, сударь, разостлать для вас пуховики?
— Мне довольно и покойного песчаного ложа. Только надо сделать выемку для моей головы, выемки для рук, для ног и самую большую — для туловища, чтобы я мог спать, не соскальзывая вниз. А не то я останусь лежать на твоём лугу. Мне и тут неплохо. Жаль только, что ты щекочешь меня и мешаешь мне спать.
«В самом деле, лучше всего было бы перетащить его в ложбину и хорошенько уложить там, — сказал возле меня чей-то человеческий голос. — Он тогда загородит твою лужайку от льдов, которые спускаются с вершины, и станет для тебя защитой, а не помехой. Лучшего места для него не найдёшь. Перенести его наверх, туда, откуда он свалился, нечего и думать. А сбросить его вниз ты не имеешь права».
— Что? — переспросил я, даже не задумываясь о том, кто со мной говорит. — Я не имею права сбросить его вниз? А по какому праву он свалился сверху и завладел моей землёй?
— По праву камня! Но ты человек, ты знаешь, что внизу, на нижних площадках и в долинах, тоже живут люди... Нет, дружок, самое лучшее, что ты можешь придумать, это оставить старого Иеуса у себя на площадке, перетащить его в ложбину, камешек по камешку, и хорошенько уложить там. Тогда он будет приносить тебе не вред, а пользу.
Я хотел было ответить, что нет никакой надобности таскать великана на руках, когда он и сам отлично умеет ходить, но тут в глазах у меня прояснилось, и я увидел, что сижу перед печью в хижине дядюшки Брада и что разговор со мной ведёт он.
— Да что с тобой? — удивлённо спросил старик. — Ты говоришь, как малый ребёнок спросонья. А впрочем, хоть ты и болтаешь иногда такую чепуху, что смех берёт, а в голове у тебя бродят разумные мысли. Идём-ка ужинать. Ты нынче поздно вернулся, но я тебя поджидал. Перед сном мы ещё потолкуем.
За ужином я не вытерпел и спросил старика:
— Дядюшка Брада, скажите-ка, что я вам рассказывал там, у печки?
Старик удивился:
— Неужели не помнишь? Да ты что же, во сне со мной разговаривал, что ли?.. Вот что я тебе скажу, сынок: очень уж ты устаёшь, возясь с этой скалой. Для такой тяжёлой работы ты ещё молод. В одиночку тебе не справиться.
— А сколько же, по-вашему, нужно людей, чтобы очистить мой участок?
— Ну, это зависит от того, во сколько времени ты хочешь окончить дело. Я думаю, двенадцать хороших работников управились бы за два лета.
— Двенадцать человек! Неужели так много?.. А мне казалось, что я и один...
— Ну, это только кажется... Да ещё самые большие глыбы придётся взрывать порохом.
— Взрывать порохом? — закричал я. — Вот это мне нравится! Да, да, подложить ему под брюхо огня — тогда, небось, уберётся прочь!
