Величие и печаль мадемуазель Коко - [15]

— Катрин! Боже! Что ты делаешь? — вопросила она так, словно застала меня во время противоестественной любви с датским догом.

— Работаю. Как ты прошла? Сюда не пускают посторонних. Не могла бы ты подождать меня внизу, у лестницы? Я освобожусь через несколько минут.

Ничего не сказав, Шанель повернулась и быстро пошла к дверям. Я проводила мадам Бодю в ее палату, уложила, и та сразу заснула, как с ней всегда бывало после ванны. Я передала сестре ключи от процедурной и дала ей кое-какие поручения, сняла передник, поправила волосы. Хорошо, что я надела сегодня этот пуловер цвета сливок и новую юбку. Шанель радуется, когда видит меня хорошо одетой, для нее это — дело чести. Я же частенько напяливаю на себя первое, что достану из шкафа, но в последнее время я стала лучше следить за собой.

Она ждала меня у автомобиля. Кажется, она вполне оправилась от посещения клиники, постукивала зонтиком по тупенькому носу башмачка и загадочно улыбалась.

— Здравствуй, мама, — сказала я и поцеловала ее в щеку, почувствовав знакомый нежный запах, аромат чистоты, исходивший от ее волос, и еще какую-то ноту, которая всегда казалась мне запахом путешествий. — Я рада, что ты вернулась. Я скучала.

— Я тоже очень скучала по тебе, Вороненок.

Кажется, это была ложь. Она ничуть не скучала по мне, иначе бы приехала раньше. Но я не сердилась на нее, с удовольствием разглядывала ее пушистый от пудры профиль, ее оживленные губы.

— Ты не представляешь, где я проводила время! — сказала она.

Я так и знала, что она не удержится, потому и сама не удержалась, чтобы не подпустить ей шпильку:

— Не лучше ли сказать — с кем?

— Ты уже что-то слышала? — встревожилась Шанель.

— Нет, откуда, — пожала я плечами. — Ты же знаешь, у меня нет светских знакомств, я не люблю пустой болтовни и сплетен.

— Но ты читаешь газеты!

— Только не отдел светской хроники.

— Неважно, — успокоилась Шанель. — Так вот — ты не права. Сначала мне было важно где , именно где , а не с кем! Представь себе: огромная шхуна, вся сверкающая золотом и черным лаком…

— Твое любимое сочетание.

— Да! И я подумала о том же. Все каюты обставлены старинной мебелью. Над кроватями — балдахины. Бесценные ковры. Зеркала в рамах тонкой работы. Картины. Золотая и серебряная утварь. Словно ты не плывешь по морю, а гостишь в усадьбе у какого-нибудь аристократа. Хозяин, как и все аристократы, — большой чудак, обожает заключать пари, выходить в море в шторм, носит грубые свитера и обшарпанные ботинки. И вот Вера передает мне от него приглашение. Он ее старинный знакомый. Вера прямо вся горит, не может спокойно устоять на месте. Но я… — Тут Шанель холодно подняла бровь. — Я отказываюсь. Он богат? Я тоже не бедна. Он аристократ? Тем хуже для него!

Я улыбаюсь. Шанель знает, как подцепить мужчину на крючок. Может быть, потом она не сумеет удержать свою добычу, но подсечь — в этом ей нет равных.

— Вера снова передает мне приглашение. Я беру с собой Дмитрия, ты понимаешь, в качестве аксессуара, чтобы поддержать тон, и отправляюсь. Как только я вижу шхуну и мое, как ты верно заметила, любимое сочетание… А кают-компания! Обед был самый приятный, играл цыганский оркестр, что по мне уже немного чересчур. Но там все чересчур, моя дорогая! После обеда хозяин предлагает танцевать, но я под благовидным предлогом удаляюсь…

— Все правильно, — сказала я, в душе досадуя — почему эти охотничьи качества не были унаследованы мною? Ведь Шанель этому тоже никто не учил, значит, это в крови?

— Именно — правильно. И вот — он начинает безумствовать. Он засыпает меня диковинными цветами и экзотическими фруктами. Он присылает мне попугая, который ругается, как извозчик, и гадит, как лошадь извозчика. Я пишу ему это в записке и отправляю обратно…

Мы обе уже хохотали.

— Тогда он присылает мне брошь в виде попугая — вот такие изумруды. Одну птицу за другую. И меня берет зло. Это что же, думаю я, он надеется меня купить? И я еду по магазинам. Я покупаю золотой хронометр, запонки с жемчужинами, еще какую-то драгоценную дрянь и все отсылаю ему. Пусть он видит, что я тоже могу дарить дорогие подарки! Да представь же себе, какое у него было лицо!

Мы снова засмеялись. Она была невероятна. Только Шанель была способна на такое.

— И лишь после этого я согласилась встретиться с ним. Только чтобы посмотреть на его физиономию!

Ох, не только за этим… Все же много времени прошло с тех пор, как Бой ушел из ее жизни. А богемные персонажи да обнищавшие аристократы не способны красиво ухаживать за женщинами, они сами ждут, чтобы за ними ухаживали, расбухают от чувства собственного достоинства…

— Так кто же он? — спросила я, потеряв терпение.

И она, сложив губы трубочкой, словно собиралась удивленно присвистнуть, сказала мне:

— Герцог Вестминстерский. Двоюродный брат короля. Потомок Вильгельма Завоевателя. Я прочитала книгу про Вильгельма Завоевателя. Судя по всему, он был весьма достойным джентльменом. Хотя ему, разумеется, не стоило жечь Мант и разорять Эврё. Но ведь он потом раскаялся!

Шанель произнесла это так, словно сам Вильгельм Завоеватель явился к ней на ужин, а после сделал предложение руки и сердца по всем правилам.