Величайший рыцарь - [26]

– Я не сдаюсь трусам и предателям, которые наносят удары в спину! – закричал он, но его голос напоминал что-то среднее между рыданием и рычанием.

– Ты близорукий дурак! – ответил де Лузиньян. – Это война, а не честная схватка на турнире.

Он пришпорил коня и понесся на Вильгельма, но молодой человек нанес сильный удар щитом по голове коня, и жеребец дернулся в сторону, чуть не сбросив седока. Два рыцаря бросились на Вильгельма, и, хотя были верхом, ему удавалось сдерживать их натиск, потому что ни один из рыцарей не хотел лишиться своего боевого коня или получить порез от меча Вильгельма, которым он очень хорошо владел. Он держал щит так, что они не могли до него добраться, не подвергая опасности животных.

Вместо того, чтобы атаковать Вильгельма спереди, как делали остальные, Ги де Лузиньян заставил своего боевого коня перепрыгнуть через живую изгородь на поле, где только что взошла пшеница. Он кентером поскакал вдоль живой изгороди к тому месту, где Вильгельм стоял к ней спиной, и снова воспользовался копьем, нанося удар сзади.

Боль оказалась такой же острой, как и стальной наконечник, и Вильгельм не смог сдержать крик, который вырвался из горла. Потом дыхание перехватило, началась агония. Его свалили, как загнанного оленя, щит стянули с руки и отбросили в сторону, меч тоже вырвали из ладони. Джеффри де Лузиньян встал над ним и приложил острие меча к горлу Вильгельма.

– Надо было сдаться, когда тебе давали такую возможность, – сказал он.

Вильгельм гневно посмотрел на него, правда, в глазах взрывались красные звезды, и он почти ничего не видел. Обычно он был вежлив со всеми, но рана и убийство дяди ударом в спину, словно где-то в городских трущобах, заставили его забыть о хороших манерах.

– Вы подлые, гнусные убийцы! – выдохнул он, по лицу от горя и гнева текли слезы. – Вы зарезали моего дядю бесчестно и неблагородно. А теперь делайте то же со мной и заканчивайте побыстрее!

Острие меча Джеффри так и оставалось у горла Вильгельма, но не втыкалось в него.

– Ты молодой дурак, если ожидаешь встретить вежливость и учтивость в битве, – проворчал он. – Патрик Деверо получил то, что заслужил. – Джеффри убрал меч и щелкнул пальцами, подзывая подданных. – Найдите ему коня. Мы забираем его с собой. Он племянник Деверо, и, если выживет, за него можно получить несколько фунтов серебра. Давайте быстрее. Скоро эти сыновья шлюх отправят за нами целое войско.

От боли Вильгельм потерял сознание. Копье долго оставалось воткнутым в тело, а потом те, кто взял его в плен, не церемонились, вытаскивая его. Земля под ним покраснела. Хотя кость была не задета, рана оказалась глубокой, и одежда промокла от крови. Один рыцарь бросил Вильгельму какую-то тряпку, чтобы заткнуть рану. У него забрали меч и кольчугу, а его самого бросили на вьючную лошадь, на которой дядя вез снаряжение. Вильгельм держался за деревянную луку вьючного седла, зная, что, вероятно, едет к своей смерти. Если он и выживет посла ранения, маловероятно, что те, кто взял его в плен, будут хорошо к нему относиться, особенно, после того как обнаружат истинное положение вещей. Несмотря на то, что он был племянником Патрика из Солсбери, у него самого не имелось богатства, как и у его семьи. Платить за него выкуп было некому, и, раньше или позже, де Лузиньяны от него устанут, перережут горло и сбросят в канаву.

* * *

В ту ночь они встали лагерем в лесу, а Вильгельма бросили па землю подальше от костра, туда уже не падал его свет. Грубая повязка, которую ему дали, промокла от крови, но на его просьбы дать новую и воды для промывания раны не отвечали, более того, его иногда пинали и ухмылялись. После того как позаботились о лошадях, один оруженосец принес ему кубок вина, горбушку черствого хлеба и одеяло, от которого пахло конским потом. Юноша старался не встречаться с Вильгельмом взглядом и быстро вернулся к другим мужчинам.

Вильгельма не подпустили к костру врагов, и он лежал, дрожа, в темноте. Боль в бедре напоминала непрерывный крик, без передышки. Его сознание тоже кричало, когда он снова и снова в душе переживал удар, который Ги де Лузиньян нанес его дяде. Вильгельм заставлял себя держать этот образ в памяти, используя ярость и печаль как топливо, необходимое для подпитки желания выжить и отомстить. Он так и не смог заснуть от боли в ту ночь и услышал, как братья спорят над затухающим костром.

– Нам надо было взять Деверо живым и потребовать за него выкуп, – ворчал Джеффри. – Мертвый, он опаснее для нас, чем живой. Он стал бы более ценным призом, с ним можно было бы поторговаться. А теперь у нас почти ничего нет: эта сука Алиенора сбежала, а сыновей с ней не было. Мы просто потеряли время.

Он в ярости бросил в костер сухую ветку, и искры взметнулись к небу.

– Я не стал бы называть сегодняшнюю вылазку потерей времени, раз Патрик Деверо мертв, – ответил Ги. – А охотились на нас и раньше, так что ничего не изменилось. Им придется выбрать преемника Деверо, перед тем как они займутся нами, а на это потребуется время. Кроме того, я же не знал, что это Деверо, – добавил он сердито, пытаясь оправдаться. – У него не было ни щита, ни доспехов. Я не мог его узнать.