Век Зверева - [2]

Бухтояров принес тайну проникновения на стратегический подземный уровень оттуда, где призрачные стратеги работали в своих штабах, пытаясь окончательно не выпустить из рук ситуацию, не потерять последние нити управления на грандиозном театре военных действий, которым стал не только бывший Союз, но и все страны, в которых были в свое время внедрены эти люди, порой по десять — пятнадцать лет ждавшие своего часа. То, что часть разведки ушла из-под контроля, растворилась, исчезла, поддерживая контакты между собой на тончайшем уровне, в Москве знали. Знали и то, что каким-то образом этим людям удалось связаться, построить организацию, со своей штаб-квартирой и иерархией. Теперь они пытались строить дело на земле, бывшей для них Родиной, пытались влиять на события, происходящие там, как умели и могли. А умели и могли они многое. И Зверев стал одним из них. Он стал своим.

Первым уровнем был обычный, городской метрополитен. Между третьим и вторым существовала сложная система коммуникаций и просто ходов, труб, проходов. Связь, коллекторы, кабели, непонятно что вообще.

Нужно было ползти, задыхаться, подтягиваться, проникать… Потом, в законсервированном техническом отводе войти в комнату, открыв ее своим ключом, переодеться в метрополитеновскую робу, где удостоверения в кармашках, взять фонари, сумки с инструментами, очень осторожно войти в действующую транспортную зону. Мелькать там было нельзя, и потому выходили на поверхность крайне редко. Выходов наверх было три. Один прямо в центре, на «Чернышевского», два других на «Ветеранов» и на «Пионерской».

Поднявшись наверх, следовало непринужденно выйти на станцию, сесть в обычный вагон, ехать, выйти на поверхность, потом долго проверяться и уже на явке принимать ванну, переодеваться снова в нормальное, верхнее платье, делать работу, возвращаться, влазить в робу, идти вниз.

Гражину довел до комнаты с робой Пряхин. Они расстались. Затем она обнаружила, что удостоверение работника метрополитена у нее не свое. Роба ее, поменьше размером, а корочки выписаны вместо Белковой на Котову. Котова была в прошлом месяце и по каким-то причинам называться этим именем было нельзя. Документы Бухтояров делал основательно, с полной иллюзией достоверности. Обнаружив несоответствие, она решила вернуться. Метро — объект серьезный, накатывают теракты, встретить внизу незнакомого человека — большой соблазн поинтересоваться, что он тут делает. На этот случай были готовые достоверные легенды. Внизу все, кто уходил в город, читали учебники, изучали схемы. Фамилии начальников смен, бригадиров Бухтояров узнавал от своего человека в метро регулярно. В случае крайней необходимости разрешалось при выходе наверх применять оружие, но только не в непосредственной близости от ходов.

Готовясь повернуть в последний коридор, она услышала голос. Осторожно выглянув, увидела, что Пряхин говорит по телефону. В тупиках и колодцах существовали щитки телефонной связи. Вначале она решила было, что он докладывает в бункер о ее проходе в действующую зону, но потом сообразила, что здесь нет их телефона. Их аппарат был там, во втором колодце третьего уровня. Убедившись, что Пряхин ушел вниз, заперев комнату, она вновь открыла дверь и нашла свое удостоверение в чужой мужской робе. Обменяв документ, она снова пошла наверх. Затем на ровном месте в пустом и чистом коридоре упала. Суеверия. Но она опять вернулась в бытовку и просидела там восемь часов. Если Пряхин сдал ее, вряд ли больше восьми часов будут ждать ее выхода, решив, что «работу» отменили или она каким-то образом прошла незамеченной. Важно было также попасть на пересменку, когда людей в действующей зоне больше и, очевидно, они меняются или уходят.

Она вышла наверх без приключений, долго моталась по городу, убедилась, что хвоста нет, и наконец на Московском проспекте подошла к дому, где находилась явка. Этаж второй, шторы задернуты. Так и должно быть. Никаких фургонов снаружи. Гражина не стала звонить из ближайшей телефонной будки, позвонила из той, что кварталом дальше. Трубку должны были взять или на четвертом гудке, или на восьмом, или на двенадцатом. Взяли на шестом, тишина, потом голос старика Глухова. Да, все в порядке. Контрольного слова он не произнес. Она не могла поверить в провал. Отъехала на троллейбусе к метро, позвонила снова. Теперь Глухов взял трубку на третьем гудке.

— Что же ты? Заходи. Жду тебя.

Он должен был сказать: «Привет».

Всех явок, кроме Бухтоярова, не знал никто. Само существование подпольной организации в Петербурге — катакомбы, бункеры, явки, пароли — воспринималось причастными к делу как какая-то фантасмагория. Ушедшие под землю однажды, отступившие туда с боем, который вспоминался как несуразный сон, за полгода, проведенные ниже уровня земли, естественно, не стали профессионалами, но Бухтояров сделал все возможное, чтобы люди, волею обстоятельств мобилизованные им, были готовы выполнить совсем не простые задачи.

Сейчас, когда Гражина шла по улице Чайковского, совершенно обыкновенная женщина, то ли праздношатающаяся, то ли занятая каким-то ей одной ведомым делом, лишь некоторая бледность могла указать на ее принадлежность к подземелью. А шла она на запасную явку. И телефона там не было…