Век рыцарей - [11]

Объявлено же было, что он умер от ран. Среди тех, кого это известие шокировало осенью сорок четвертого, был и один из офицеров Африканского корпуса — Ханс Майер, который так и не вернется из отпуска в пустыню.

Судьба еще побросает его по Европе прежде, чем наступит последняя военная зима.

* * *

— Попал! — наводчик просто выскочил из башенного люка «Тигра», перекрывая криком эхо выстрела.

Рядом на крышу башни сел Ханс. Он закурил и молча разглядывал свою жертву — застывший на выезде из деревушки союзнический танк. Ханс уже увидел много таких, ведь шло наступление. Не нужно было быть генералом, чтобы догадаться, что это последнее наступление, на которое у германской армии еще оставались силы. И хотя по радио говорили, что именно здесь, в Арденнах, решается судьба мира, Хансу что-то подсказывало, что здесь, на заснеженных просторах Бельгии и Франции, все закончится так же, как закончилось в жаркой Африке, о которой теперь напоминали только полученные там раны и памятная нарукавная лента солдата африканского корпуса. Однако он сражался. И сражался еще яростнее, потому что чувствовал — за его спиной смотрят на поле боя его погибшие товарищи. И не только они.

Все, кто ради победы пожертвовал жизнью, смотрели на битву живых.

В начале наступления все шло хорошо.

Плохая погода в середине декабря мешала воздушным армадам американцев, сметавшим все на своем пути. Без воздушной поддержки пехота «янки», застигнутая врасплох, отступала, а танки горели. Так продолжалось, пока погода не переменилась. Небо наполнилось эскадрильями штурмовиков, охотящихся за всем, что движется, и наступление стало захлебываться. Теперь уделом его экипажа была не атака, а охота. Скрываясь от самолетов, они выслеживали американские танки и уничтожали их из засады. Потом позиция менялась и все начиналось сначала. Ночью можно было позволить себе выехать на дорогу, чтобы перебраться на другое место. Горючего снова не хватало, как и всего остального, но Ханс уже привык.

Он относился к этому равнодушно, как и к большинству происходивших вокруг событий. Не разделял он и радостной улыбки своего наводчика.

Радист подергал его за сапог:

— Герр гауптман[4], штаб требует установить, какой части принадлежит танк.

— Слышал? — спросил Ханс у наводчика. — Покопайся в карманах у янки.

— Так точно, — парень ловко соскочил на землю и, вооружившись пистолетом, побежал к подбитому танку.

Долго ждать не пришлось.

Оставляя глубокие следы на снегу, наводчик домчался до танка и с неподдельным энтузиазмом начал исследовать карманы вражеского танкиста, так и не вылезшего из люка. Вскоре он вернулся держа в руках какой-то документ.

— Это не американец. Это англичанин, герр гауптман.

— Да? — удивился Ханс.

— Томас Пир… Как это читается, герр гауптман? — наводчик даже не успел поднять головы, а бумаги уже были в руках Ханса.

Ханс не поверил тому, что прочитал, и побежал к танку сам.

— Что случилось? — спросил удивленный радист.

— Не знаю, — пожал плечами наводчик.

Он не спеша пошел за своим командиром, наблюдая за тем, как тот склонился над убитым врагом. Изо рта Ханса вырывались в морозный зимний воздух клубы пара — он говорил что-то, но было слишком далеко, чтобы расслышать что именно. Наводчик остановился у него за спиной, ожидая.

— Вот он и закончился, Том. Вот он и…

— Герр… — заикнулся наводчик.

— Что? — оборвал его Ханс.

— Смотрите! — наводчик показал на борт танка.

На броне под толстым слоем снега что-то было нарисовано. Ханс смахнул снег рукой и не поверил своим глазам. Там красовался нарисованный крестоносец в доспехах, с копьем и на лошади, несущийся в атаку.

— Странно, — произнес Ханс. — Почему так?

— Что почему?

— Почему я жив, а он мертв? — Ханс уставился на наводчика.

— Наверное, потому что вы его убили?! — удивился тот.

— А почему…

Ханса прервал громкий крик радиста, прыгавшего на башне их «Тигра» и активно махавшего руками:

— Самолеты! Скорее возвращайтесь! Пора уходить!

Не медля ни секунды, они вдвоем понеслись обратно. Вымазанный белой краской «Тигр» загрохотал мощным двигателем и пополз прочь. Если бы наводчик Ханса не так спешил, то он заметил бы кое-что необычное. В руку мертвого британца была вложена развевавшаяся на холодном ветру песочного цвета лента, на которой между двумя белыми вышитыми пальмами было написано слово «АФРИКА»[5].

Май-октябрь, 1999.