Век просвещения - [125]

Шрифт
Интервал

Карлос узнал то немногое, что можно было узнать, и дольше оставаться в Мадриде ему было незачем; он приказал запечатать сургучом ящики, куда были уложены предметы домашнего обихода, книги, платья, напоминавшие ему — своей формой, запахом или складками — о тех, кто навсегда ушел из жизни. Внизу Карлоса ожидали три экипажа, чтобы отвезти его и всю эту кладь на почтовую станцию. Дом графини де Аркос возвращался к владельцам, и отныне ему вновь предстояло пустовать. Двери — одну за другой — запирали на ключ. И покинутое жилище постепенно погружалось во тьму: стояла зима, над городом рано сгущались сумерки. В комнатах погасли огни, полусгоревшие головни в каминах сгребли в кучу и залили водой из красного граненого графина.

Когда последняя дверь затворилась, картина, изображавшая взрыв в кафедральном соборе и оставленная на своем месте, — быть может, намеренно, — расплылась, как бы растаяла, стала просто темным пятном на фоне густо-красной парчи, которой были обиты стены гостиной; там, где сырость увлажнила ткань, парча, казалось, кровоточила.


Гваделупа, Барбадос, Каракас,

1956 — 1958

Об исторической достоверности образа Виктора Юга

Виктор Юг остался почти неизвестным в истории французской революции — в ней весьма подробно описаны события, происходившие в Европе, начиная со времен Конвента и кончая Восемнадцатым брюмера, но почти не уделяется внимания тому, что делалось в ту пору в далекой области Карибского моря, — а потому автор книги считает полезным сказать несколько слов об исторической достоверности этого образа.

Известно, что Виктор Юг родился в Марселе в семье булочника, — есть некоторые основания полагать, что в нем была и примесь негритянской крови, хотя доказать это нелегко. С детства его влекло к себе море, которое — особенно в Марселе — зовет людей к приключениям еще со времен Питфея и финикийских купцов; вот почему он нанялся юнгой на судно, направлявшееся в Америку, и впоследствии немало плавал по Карибскому морю. Как штурман и лоцман он водил торговые корабли на Антильские острова; он внимательно ко всему приглядывался, набирался опыта и в конце концов бросил карьеру моряка, открыв в Порт-о-Пренсе большой магазин, или comptoir,[154] где имелись самые различные товары; он приобретал, собирал, накапливал эти товары любыми путями: покупал и перепродавал, не гнушался и контрабанды, менял шелка на кофе, а ваниль на жемчуг, что принято в торговых фирмах, каких немало было в портовых городах этого пестрого экзотического мира.

В историю Виктор Юг вошел в ту ночь, когда гаитянские повстанцы сожгли его магазин и склад. Начиная с того времени мы можем шаг за шагом проследить весь пройденный им путь — он был именно таким, как описано в этой книге. В главах, где рассказывается об освобождении Гваделупы из-под власти англичан, все события изложены в том порядке, в каком они происходили в действительности. Что же касается войны, развязанной Югом против Соединенных Штатов, — американцы тех дней именовали ее «пиратской войной», — а также действий корсаров, их имен и названий кораблей, то тут автор опирался на документы, собранные им на Гваделупе и в библиотеках острова Барбадос, и руководствовался короткими, но весьма существенными сведениями, которые приводятся в трудах латиноамериканских историков, упоминающих мимоходом о Викторе Юге.

Что касается деятельности Юга во Французской Гвиане, то много материалов по этому поводу содержится в мемуарах, связанных с жизнью ссыльных. После выздоровления Виктора события тут развивались следующим образом: Юг сдал эту французскую колонию Голландии — капитуляция, по правде говоря, была неизбежной, — за что и был предан в Париже военному суду. С честью выйдя из грозного испытания (он был полностью оправдан), Юг вновь вернулся к политической деятельности. Известно, что он был близок к Фуше. Известно также, что Юг находился в Париже в пору падения наполеоновской империи.

Но затем следы его теряются. Некоторые историки — из числа немногих, хотя бы мельком упоминавших о нем (я неговорю о Пьере Биту, который посвятил Виктору Югу свыше двадцати лет назад большую работу, до сих пор еще не изданную), — сообщают нам, что в 1820 году он умер в окрестностях Бордо, где будто бы «владел землями». «Всемирная библиография» Дидо относит смерть Юга к 1822 году. Однако на Гваделупе, где образ Виктора Юга еще сохранился в людской памяти, утверждают, что после падения империи Наполеона I он возвратился в Гвиану, где у него осталось поместье и имущество. По сведениям авторов, занимавшихся изучением истории Гваделупы, Юг умирал долго и мучительно от последствий болезни, которая вполне могла оказаться проказой, но, судя по некоторым признакам, была скорее всего раком. [155]

Каким же был в действительности конец Виктора Юга? Этого мы не знаем; впрочем, мы очень мало знаем и о первых годах его жизни. Но одно не вызывает сомнений: его историческая деятельность — мужественная, честная, героическая на первом этапе, соглашательская, противоречивая, корыстная, а иногда даже циничная на втором этапе — рисует нам образ человека необыкновенного, чье поведение было отмечено трагической двойственностью. Вот почему автор и посчитал интересным посвятить жизни этого малоизвестного исторического лица роман, действие которого охватывает всю область Карибского моря.


Еще от автора Алехо Карпентьер
Царство земное

Роман «Царство земное» рассказывает о революции на Гаити в конце 18-го – начале 19 века и мифологической стихии, присущей сознанию негров. В нем Карпентьер открывает «чудесную реальность» Латинской Америки, подлинный мир народной жизни, где чудо порождается на каждом шагу мифологизированным сознанием народа. И эта народная фантастика, хранящая тепло родового бытия, красоту и гармонию народного идеала, противостоит вымороченному и бесплодному «чуду», порожденному сознанием, бегущим в иррациональный хаос.


Кубинский рассказ XX века

Сборник включает в себя наиболее значительные рассказы кубинских писателей XX века. В них показаны тяжелое прошлое, героическая революционная борьба нескольких поколений кубинцев за свое социальное и национальное освобождение, сегодняшний день республики.


Превратности метода

В романе «Превратности метода» выдающийся кубинский писатель Алехо Карпентьер (1904−1980) сатирически отражает многие события жизни Латинской Америки последних десятилетий двадцатого века.Двадцатидвухлетнего журналиста Алехо Карпентьера Бальмонта, обвиненного в причастности к «коммунистическому заговору» 9 июля 1927 года реакционная диктатура генерала Мачадо господствовавшая тогда на Кубе, арестовала и бросила в тюрьму. И в ту пору, конечно, никому — в том числе, вероятно, и самому Алехо — не приходила мысль на ум, что именно в камере гаванской тюрьмы Прадо «родится» романист, который впоследствии своими произведениями завоюет мировую славу.


В горячих сердцах сохраняя

Сборник посвящается 30–летию Революционных вооруженных сил Республики Куба. В него входят повести, рассказы, стихи современных кубинских писателей, в которых прослеживается боевой путь защитников острова Свободы.


Концерт барокко

Повесть «Концерт барокко» — одно из самых блистательных произведений Карпентьера, обобщающее новое видение истории и новое ощущение времени. Название произведения составлено из основных понятий карпентьеровской теории: концерт — это музыкально-театральное действо на сюжет Истории; барокко — это, как говорил Карпентьер, «способ преобразования материи», то есть форма реализации и художественного воплощения Истории. Герои являются символами-масками культур (Хозяин — Мексика, Слуга, негр Филомено, — Куба), а их путешествие из Мексики через Гавану в Европу воплощает развитие во времени человеческой культуры, увиденной с «американской» и теперь уже универсальной точки зрения.


Ночи подобный

«…едва кормчие оттолкнули от берега мощными шестами суда и между рядами гребцов поднялись мачты, я осознал: не будет больше парадов, гульбищ и удовольствий — всего, что предшествует отбытию воинов на поле брани. Теперь будет труба на заре, будет грязь, подмоченный хлеб, спесь командиров, пролитая по глупости кровь, пахнущая зловонным сиропом гангрена».


Рекомендуем почитать
Сионская любовь

«Сионская любовь» — это прежде всего книга о любви двух юных сердец: Амнона, принца и пастуха, и прекрасной Тамар. Действие происходит на историческом фоне древнего Иудейского царства в VII–VIII веках до н. э. — время вторжения ассирийских завоевателей в Иудею и эпоха борьбы с язычеством в еврейской среде. Сложный сюжет, романтика и героика, величие природы, столкновение добрых и злых сил, счастливая развязка — вот некоторые черты этого увлекательного романа.


Избравший ад: повесть из евангельских времен

Он «искал ада, ибо ему было довольно того, что Господь блажен» – так размышлял однажды некий искатель об Иуде… Искать ада, когда всякий живущий ищет блага и жаждет рая? Что может заставить человека отринуть спокойную устроенную жизнь, отречься от любви и радости? Во имя чего можно отказаться от Спасения и обречь себя на вечное проклятие? Вина или Рок? Осознанный выбор или происки Сатаны? Кто он – Проклятый апостол? Мы не знаем… Но разве не интересно попытаться ответить на эти вопросы?


Лжедимитрий

Имя Даниила Лукича Мордовцева (1830–1905), одного из самых читаемых исторических писателей прошлого века, пришло к современному читателю недавно. Романы «Лжедимитрий», вовлекающий нас в пучину Смутного времени — безвременья земли Русской, и «Державный плотник», повествующий о деяниях Петра Великого, поднявшего Россию до страны-исполина, — как нельзя полнее отражают особенности творчества Мордовцева, называемого певцом народной стихии. Звучание времени в его романах передается полифонизмом речи, мнений, преданий разноплеменных и разносословных героев.


Дон Корлеоне и все-все-все. Una storia italiana

Италия — не то, чем она кажется. Её новейшая история полна неожиданных загадок. Что Джузеппе Гарибальди делал в Таганроге? Какое отношение Бенито Муссолини имеет к расписанию поездов? Почему Сильвио Берлускони похож на пылесос? Сколько комиссаров Каттани было в реальности? И зачем дон Корлеоне пытался уронить Пизанскую башню? Трагикомический детектив, который написала сама жизнь. Книга, от которой невозможно отказаться.


Йошкар-Ола – не Ницца, зима здесь дольше длится

Люди не очень охотно ворошат прошлое, а если и ворошат, то редко делятся с кем-нибудь даже самыми яркими воспоминаниями. Разве что в разговоре. А вот член Союза писателей России Владимир Чистополов выплеснул их на бумагу.Он сделал это настолько талантливо, что из-под его пера вышла подлинная летопись марийской столицы. Пусть охватывающая не такой уж внушительный исторический период, но по-настоящему живая, проникнутая любовью к Красному городу и его жителям, щедро приправленная своеобразным юмором.Текст не только хорош в литературном отношении, но и имеет большую познавательную ценность.


Метресса фаворита. Плеть государева

«Метресса фаворита» — роман о расследовании убийства Настасьи Шумской, возлюбленной Алексея Андреевича Аракчеева. Душой и телом этот царедворец был предан государю и отчизне. Усердный, трудолюбивый и некорыстный, он считал это в порядке вещей и требовал того же от других, за что и был нелюбим. Одна лишь роковая страсть владела этим железным человеком — любовь к женщине, являющейся его полной противоположностью. Всего лишь простительная слабость, но и ту отняли у него… В издание также вошёл роман «Плеть государева», где тоже разворачивается детективная история.