Век Филарета - [29]

   В  рамках намечаемых императором перемен предусматрива­лась реформа в деле духовного образования. На основании за­писок, подготовленных статс-секретарем Михайлой Сперанским и его однокашником по Александро-Невской семинарии архие­пископом калужским Феофилактом, был выработан единый план и создана Комиссия по делам духовных училищ. В ее состав вошли князь Голицын, митрополит Амвросий и оба автора за­писок. Комиссия разрабатывала новые учебные программы, еди­ные для всех духовных школ, семинарий и академий. Слухи об этом поползли из епархии в епархию.

   Митрополита Платона никто не извещал о предстоящих пе­ременах, а новости он узнавал от митрополита Амвросия всегда со значительным опозданием. Обидно было. Обидно не для ста­риковского самолюбия, а для дела — как он ни стар, а все же кое-что присоветовать мог. Могли бы мнением его поинтересо­ваться. Но государь не соизволил распорядиться, а Феофилакт — человек молодой и не по сану отважный — и рад стараться всем вертеть...

   У московского митрополита имелись основания для такого неблагоприятного суждения. Феофилакт Русанов был посвящен в сан епископа калужского в тридцать четыре года в присутствии императорской фамилии. Он получил известность своей широкой образованностью, отличным знанием французского и немецкого языков, чем сразу расположил в свою пользу обеих императриц, был красноречив и светски любезен. После смерти Павла его положение поколебалось. Присланный в Калугу с ревизией министр

Державин открыл массу преступлений и злоупотреблений со стороны губернатора и губернских чиновников, с которыми, говорилось во всеподданнейшем докладе, имел тесные сношения епископ калужский Феофилакт. Однако при содействии Сперанского дело замяли.

   Теперь же Феофилакт покушался отнять от него управление подлинно родными детищами — семинариями! О том ли пещься надо!

   Общее состояние Православной Церкви вселяло тревогу. В письме митрополиту Амвросию в 1804 году Платон писал: «… молиться о корабле церкви очень и очень должно. Усилились: 1)неверие,2) философия, маскою христианства прикрытая,3)папизм. До какой степени лукавы и злобны его орудия — иезуиты...»  Верхи уклонялись в мистицизм, низы — в раскол. Борьбе и с тем и другим на виделось конца.

  Душевную радость старику доставило пострижение в монашество Андрея Казанцева.

Он давно направлял на этот путь любимого своего ученика, предостерегал его от явных искушений: то граф Кирилл Алексеевич Разумовский приглашал в учителя,то один священник готов был сдать Андрею свое место с взятием его дочери в жены. Но Господь

судил иначе.

   16 декабря 1804 года Казанцев был пострижен наместником лавры архимадритом Симеоном с именем Евгения, a 6 января 1806 года митрополит Платон в Троицком соборе лавры рукоположил Евгения в сан иеромонаха.

    В том же январе 1806 года Александр Федорович Лабзин начал в Москве издание нового журнала под названием «Сионский вестник», быстро превратившийся в идейный центр мистицизма.

   22 июня митрополита постиг апоплексический удар,, от которого он оправился спустя два месяца, да и то не вполне — ослабли язык и правая рука. Для посторонних взоров владыка заматно одряхлел но дух его оставался тверд.

Глава 8

     ВЫБОР ПУТИ

   В июньский день 1808 года в Спасо-Вифанской церкви заканчивалась обедня. Церковь была заполнена семинаристами, не уехавшими на вакации домой, монахами и богомольцами. Владыка Платон находился, по обыкновению, на клиросе, ожидая, когда запоют его любимые «Иже херувимы».

   Вдруг он заметил, что перед северными вратами в алтарь стоит свеча — видно, причетник забыл ее отодвинуть, а сейчас пред­стоял Великий вход. Платон сказал стоявшему рядом незнакомому священнику:

— Батюшка, отодвиньте-ка свечу!

Священник искоса посмотрел на старого духовного в вы­цветшей коричневой рясе (Платон в тот день пришел без клобука и без панагии) и нехотя ответил:

— Не подобает. Я священник.

   Тогда Платон сам взял свечу, пронес ее перед вышедшим диаконом, остановился в царских вратах, чтобы получить бла­гословение служившего священника, и затем, проходя со свечой мимо нелюбезного иерея, поклонился ему и промолвил:

    — А я — митрополит.

Случай этот развеселил его, и из храма Платон вышел в добром расположении духа. Хотелось посидеть на скамейке возле храма под сенью выросших лип и отцветающей сирени, но в лавре ждали дела. Окруженный толпою семинаристов, владыка мед­ленно направился к своему домику, где уже ожидала его карета.

   Владыка был одинок. Большинство родных умерло, истинных друзей осталось немного, и потому всю свою нежность и ласку старик изливал на семинаристов. Он разрешил создать для них театр, в котором юноши играли духовные трагедии и исторические пьесы. На деньги, пожертвованные молодой графиней Орловой-Чесменской, купили инструменты и образовался оркестр. Калачи, раздаваемые митрополитом на занятиях, оставались для воспи­танников не столько лакомством, сколько наградою.

   — Ну что, мой милый!..— погладил Платон по головке ма­ленького семинариста. Тот как-то на занятиях получил от владыки задачу: придумать какое-нибудь противопоставление. Выпалил: «Собака чем старее, тем злее, а наш архипастырь чем старее, тем добрее»,— и, с опозданием сообразив неприличность сравнения, малиново покраснел. С тех пор он при встречах жался к владыке, но молчал.