Век Филарета - [18]

   С жадным вниманием и интересом следил Василий за каждым появлением митрополита Платона. То был не просто архиерей высшего ранга, близкий к царям, но и мудрый философ, напи­савший курс богословия, красноречивейший проповедник, слова и речи которого юный семинарист со вниманием штудировал. Парадные митрополичьи выходы были пышны и красивы, но, когда владыка выходил на амвон и произносил проповедь, ока­зывалось, что говорит он о том, что равно близко и понятно всем, от высокообразованного столичного аристократа до пос­леднего серенького мужичонки.

...Чада мои, остановимся на словах Евангелия: Приидите ко Мне труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы. Возьмите иго Мое на себе, и обрящете покой душам вашим... Сей глас Евангель­ский всех праведных столь зажег сердца, что они не давали сна очам своим, и ресницам своим дремания, доколе не обрели покоя сего. Но... Сей покой не состоит в том, чтобы оставить все мирские должности и попечения, то есть чтобы оставить дом, жену, детей, промыслы, и удалиться в уединенное место. Нет. Сии попечения нам от праведной судьбы назначены: в поте лица твоего снеси хлеб твой... Да

они же не токмо не отводят от спасения, но и суть средство ко спасению: ибо исправлением должности своея пользуем мы общество и воспитанием детей приуготовляем добрых граждан... Да и приметьте вы в Евангелии: оно, призывая нас к покою, тотчас придает: «Возьмите иго Мое на себе». Вот иго: и хотя сказано «иго Мое», а не мирское, но всякий труд, всякое попечение, по учреждению Божию отправляемое с пользою своею и общею, есть иго Божие.

И не может извиниться таковой, что он вместо того будет упражняться в единой молитве и богомыслии. Ибо одно дело Божие другому подрывом служить не должно, и сии дела суть совместны: одно другому не только не противно, но и одно другому помогает...

    В феврале в классах в первые часы было темно, сторож при->сил для преподавателя особую свечу. Василий берег глаза, не записывал, а запоминал и после лекции переносил в тетрадь глав­ное. Вот и сейчас он не доставал чернильницы и пера, а сидел на отведенном ему месте в последнем ряду и поглядывал, как семинаристы медленно, один за другим тянулись в класс. Удивляло его необычное оживление известных на курсе лентяев и забияк Никиты и Ивана. Они что-то делали возле кафедры, выглядывали за дверь и давились от смеха. Верно, готовят какую-нибудь каверзу. Странно, что не видно их предводителя, злонасмешника Михаила. На прошлой неделе кто-то из них ухитрился вырезать середину учительской свечи, закрыв провал берестой, и сколько было крика и смеха при испуге отца Иулиана, читавшего церковную историю, когда свеча вдруг погасла!

   Василий чуть напрягся. Троица шалунов его частенько задевала, он отвечал ей молчанием. Но вроде бы сегодняшняя каверза его не касалась.

   Точно! В класс влетел рыжекудрый задира Михаил, а за ним — самый тихий и робкий семинарист Акакий Малышев, прямо соответствуя своей фамилии, малый ростом и единственный на курсе без малейших признаков усов и бороды, постоянный пред­мет насмешек и помыканий.

   -Миша! Нy Миша! канючил он тоненьким голоском.— Отдай шапку! Ну, прошу тебя!.. Мне сегодня за дровами ехать!..Мишенька!,.

Отстань! — со смехом отвечал Михаил и вдруг резко повернулся к Акакию,— Да вон твоя шапка! Гляди!

Он показал на потолок, и все в классе вгляделись — точно: на крюке, для чего-то вбитом в потолок, почти над высоким пустым шкафом без полок, стоявшим возле кафедры, висел растрёпанный малахай.

— О-о-ой...— чуть не заплакал Акакий.— Миша! Отдай мне шапку!

    -Полезай и достань,—равнодушно ответил тот, а глаза подозрительно блестели.

—  Миша, я не достану. Я боюсь.

— - Попроси Никиту, он тебе поможет! — притворно ласково предложил Михаил.

Вce в классе замерли, предчувствуя потеху.

— Конечно помогу! — с жаром отозвался высоченный лупоглазый Никита.— И Ванька поможет! Не боись!

Шалуны легко подняли на руки тщедушного Акакия и поднесли к шапке, но только поднесли. Тот потянулся... и не достал. Вновь потянулся...

— Ребята, еще чуток...— попросил Акакий.

— Да ты на шкаф вставай! — посоветовал стоявший внизу Михаил.

— Точно!.. Вставай, вставай! — загалдели Никита с Иваном. И Акакий послушно ступил на шкаф... и тут же провалился

в него, не увидев отсутствия верхней доски.

   Вид маленького семинариста, вставшего за стеклянными двер­цами, воздев руки вверх (ибо шкаф был узок), и оторопело ра­зевающего рот, оказался настолько смешон, что все в классе со­дрогнулись от хохота. И Василий хохотал неудержимо, до слез, хотя и жалко

было Акакия.

   В дверь настороженно заглянул отец Иулиан. Насторожен­ность и испуг на лице учителя вызвали новый взрыв смеха. Хо­хотали со стоном, видя, как учитель внимательно оглядывает класс, смотрит под ноги, ощупывает себя, тужится понять причину смеха и не понимает!.. Когда же он увидел Акакия за стеклом шкафа и гневно приказал тому немедленно выйти, и послушный Акакий попробовал сие сделать через запертые дверцы, класс упал под столы и катался по полу. У Гаврюши Ширяева от смеха икота началась.

   Отец Мелхиседек пытался выявить виновников сего проис­шествия, но их никто не выдал. Ректор наказал весь курс не­дельным пребыванием в классе по вечерам с чтением всеми по очереди Псалтири. Шалуны лишь посмеивались и неожиданно взяли Акакия под свое покровительство.