Ведьмино озеро - [5]

* * *

Петр так и не казался в деревню - отшельничал на Лесном. Хотя парни, ходившие перед Троицей в лес за березками, слышали от озера азартный и развеселый бабий смех, так и не нашлось в Постничах настырных, чтоб точно выяснить - один Петр живет или с цыганкой. А после Иванова дня, когда перед петровскими праздниками стоял пост, грянула буря. Сорвалась она вечером, неожиданно и свирепо. Всю ночь дождь лил как из ведра, молнии терзали небеса, гром катался по земле. Ярый ветер с треском валил на землю деревья. Многие из постничай в ту бурную ночь слыхали сквозь вой ветра лютое рычание и жалобные вопли о помощи. А когда утром стало сразу тихо-тихо и заблестело солнце, сошлись бабы и с замиранием делились ночными страхами. Поскольку дул ветер со стороны Лесного, так и решили, что в ту ночь Петр цыганку мордовал. Теперь уж бояться стали ходить на Лесное, прокляли Петра и вбили кол в тропинку, ведущую к нему. Увидели Петра в деревне лишь через месяц.

* * *

В Постничах уже отаву косили, когда появились там урядник из волости и с ним двое с ружьями. Заволновались деревенские. Мало кто из них в жизни видел чинов таких... И свары здесь бывали, и драки - по-деревенски жестокие, но сами разбирались во всем. Прибывшие, однако, никого не тронули, явно заранее все решив, сразу направились к Лесному озеру. Ввечеру провели по деревне Петра - без обуви, расхристанного. И увели, ничего не объяснив. И снова забурлили Постничи, обсуждая. Так ему и надо - каторжнику беглому, - приговаривали бабы. Мужики покряхтывали в бороды: "Вот и селись незаконно..." И только Митрофан, опять напившись, вопил во все горло: "Утопил!.. Утопил, нечестивец, цыганку! Она ж мне клад обещала! Иде ж искать яво теперича?!." Пытались бабы его успокоить: "Уймись, Митрофан. Почем ты знаешь про то?" А он лишь пуще завывал: "Знаю! И-зна-а-ю-у!" А еще через неделю - уже рожь жали - сгорела изба Петра на берегу Лесного.

* * *

Случился пожар глухой ночью, и отблески его были видны далеко в округе. Кое-кто из постнических бросился было на сполохи, но никто не подошел постояли неподалеку, посмотрели, да и разошлись, перекрестившись. Никто сразу и не заметил, что с той ночи на три дня пропал одинокий Митрофан. А на четвертый его - забившегося в беспамятстве в стог сена, подобрал Егор. Митрофан был здорово чем-то напуган. У него дрожали руки, тряслись губы, и он, хотя был совершенно трезв, не мог сперва вымолвить ни слова. Только когда отпоил его Егор квасом и самогоном, Митрофан сбивчиво рассказал, что с ним произошло.

* * *

Выходило так, что в ночь пожара, когда все разошлись, Митрофан, будучи изрядно выпивши, остался у Лесного. И тогда вышла к нему цыганка. Была она в одном исподнем белье, вся мокрая, как из воды. Она то истерично хохотала, выплясывая вокруг пожарища, приговаривая: "Вот так-то, Петр, вот и сквиталась я с тобой!" То вдруг рыдания начинали душить ее: "Петр, Петр! Иди ко мне!" Она бросала в Митрофана головешки, кричала: "Сгори, несчастный! Не смотри на меня!" Потом неожиданно подступила к нему ласково, погладила по плечу, прошелестела: "Иди ко мне, любезный..." Митрофан, ошалев от выпитого, огня, а еще более - от цыганки, белое тонкое мокрое белье которой плотно облепляло, просвечиваясь, ее упругое тело, протянул к ней руки, заскулил... Она, отступая к берегу, входила в воду, будучи в ней уже по груди, ухватила Митрофана, потащила в озеро. Как он отбился - не помнил...

* * *

Слух мигом облетел дворы. Кто верил Митрофану, кто не верил. Он также утверждал, что вовсе баба та не цыганка никакая - просто прикидывалась. Что возлюбленная она Петра давняя, и долго искала его. И нашла. Что Петр, неблагодарный, утопил ее. И душе ее, сорок дней промучавшейся и прометавшейся, и так и не нашедшей успокоения, суждено навеки остаться в озере. За то и подожгла она избу Петрову. Да, кто верил Митрофану, кто не верил, но сам он поседел за десять дней, пить вовсе бросил и вскорости исчез из Постничей. Потом уж слух дошел, что где-то он клад выкопал... А у Прасковьи осенью корова отелилась... А у Егора к зиме сын родился... А после того, как утопли в Лесном Егор, снова наладившийся там рыбачить, и кузнец Филипп, пошедший туда за дичью, озеро и прозвали Ведьминым. И всем с тех пор говорили, что живет в нем страстная цыганка, и плачет тоскливо на закате: "Петр, Петр!.." и заманивает мужиков, и топит их... И заросла тропка к озеру совсем.

* * *

Заканчивала историю баба Варя, закрыв глаза, покачиваясь в такт неторопливому рассказу. Стукнула, вывалившись из печи, пылающая березовая чурка. Петька вздрогнул, замер, быстро спохватился и, вбросив полено обратно в топку, чтоб скрыть смятение, торопливо спросил: - И-и... Давно это было? - Ой, давно, унучек, давно, - протянула баба Варя.- Мать моя яшшо молода была... - А сейчас? - опять поспешно ляпнул Петька. - А што сячас? - спокойно ответствовала баба Варя. - Ся-час озеро глухим, дрямучим стало. То-опки берега яво. Так и осталась хозяйкой там цыганка. Плачить, сказывали, по ночам: "Петр, Петр!" Баба Варя, отгоняя воспоминания, отхлебнула чаю. - Из наших, местных, тудыть нихто ня ходить и чужим ня советують. А кто ня послушал - ня вярнулся. Последний раз - позапрошлу осень - охотник утоп залетный. Цыганка, стало быть, на дно утащила... Обозналась, за Пятра своего признала...