Ведьмина река - [43]

– Мое почтение, княже, – склонил голову Олег. – Прими мои заверения в преданности.

– Так это тебя охотником на волкодлаков прозвали, княжеский чародей? – встал к нему полубоком наместник.

– Меня, княже. С нежитью, что людей беспокоит, я воюю постоянно. И с волкодлаками тоже. Но в городе я, знамо, с иной целью появился.

– Вижу, – поставив свечу, полностью повернулся к нему наместник. – Так ты, стало быть, поручения князя Русского исполняешь? Еще полмесяца назад я тебя к Костроме отправил, ан ты опять тут околачиваешься?

– В моем деле прямых путей не бывает, князь Родовлад, – с достоинством ответил ведун. – Раз вернулся, стало быть, нужда такая пришла. Священный дуб, Перуну посвященный, я на излучине песчаной ниже Белой крепости посадил. Покровительство путникам проезжим он оказывать станет и от людей разбойных Волгу защищать. В том именем Перуна пред его ликом клянусь.

Ведун подошел к высеченному из дуба низкорослому толстячку на медных ножках и протянул к нему правую руку.

– Коли молнии не боишься, Перуна в поручители призываешь, стало быть, правду молвишь, – признал князь. – Да токмо не вырастет дуб на песке речном.

– Этот вырастет. Лет через десять, мыслю, его крону уже видно будет между стволов сосновых.

– Коли вырастет, велю волхвам к нему отправиться и надлежащие требы Перуну сотворить, – пообещал наместник. – За тобой же, чародей, надзор установлю. Дабы здесь, в Угличе, излишних странностей не сотворил. Мне здесь на улицах охота ни к чему. Понял меня, чародей? Хоть за нежитью, хоть за чертом. Мне здесь покой надобен, дабы люд ремесленный трудился спокойно, невзгод не ведая, и подати исправно платил. Коли чудить начнешь, вразумлю, не сумневайся. Помни о том, что все мы князю Русскому служим и должны во первую голову об исполнении его повелений печься. У тебя поручение есть. Вот его и исполняй.

– Я уже заплатил за место на ладье, княже. Через два дня отплыву.

– О том мне ратники доложат, кои за тобой следить станут. Ступай.

Олег поклонился, спустился из терема во двор, а когда повернул к воротам, за ним увязались двое стражников: в броне, с копьями и щитами.

– Вы бы еще в горн играли: смотрите все, кто тут идет! – буркнул он себе под нос, но избавляться от «топтунов» не стал. Зачем понапрасну злить наместника богатого города? Это ведь только на два дня. Все едино он собирался это время кверху брюхом на перине проваляться. Разве на торг сходить понадобится, соли и камень точильный прикупить.

Стараниями князя Родовлада пребывание в Угличе ведуна и его спутницы прошло без событий. Видя на улицах человека, за которым вышагивают двое ратников, обычные люди предпочитали шарахаться подальше в сторону, и только купцы, опасаясь бросить товар, оставались на своих местах. Такие прогулки Олегу тоже никакого удовольствия, естественно, не доставляли, а потому он отлучился из постоялого двора только дважды: за солью и к заветному ясеню молодых влюбленных. К дереву попросилась Сирень и довольно долго стояла, обнимая ствол. Зачем – при стражниках ведун спрашивать не рискнул, а потом просто забыл.

Так, под караулом, Середин и лесная ведьма утром третьего дня перебрались на борт булгарской баржи, причем воины долго смотрели путникам вслед. Не иначе, боялись, что надоедливый чародей спрыгнет в воду и опять вернется в город.

Людей на борту заметно прибавилось – однако при размерах ладьи особой тесноты не возникло. Олег с Сиренью благополучно заняли прежнее место между крышками трюмов, разложили походные мешки и теперь наблюдали, как мимо медленно проплывают лесистые волжские берега, изредка прерываемые желтыми проплешинами колосящихся хлебов, что окружали небольшие деревеньки или даже отдельные хутора.

До Мологи баржа доплыла только на третий день, медленно и величаво миновала крутую излучину возле впадения Шексны, потеряв на сложных маневрах целый день, и двинулась на юг. К этому времени пассажиры давно отлежали все бока и стали прогуливаться по судну вперед-назад, переступая чужие вещи и отдыхающих людей. Олег тоже сделал несколько кругов вдоль борта, вернулся назад.

– На нос пойду, – сообщила ведьма, когда он вернулся и снова прилег. – Тут надоело.

Вскоре она застыла изваянием в сажени от переднего рулевого, вглядываясь в берега. Ведун попытался заснуть. Разумеется, безуспешно. Невозможно же спать четверо суток подряд! Помаявшись пару часов, он снова поднялся и, разминая ноги, отправился по кругу вдоль борта в очередной раз. Перешагнул ноги девицы, размеренно вяжущей крючком носки из серой некрашеной шерсти, затем ее сундук, обогнул тетку, баюкающую младенца. По узкой свободной полоске добрел до кормы…

– Никому не двигаться!!!

От громкого выкрика ведун резко развернулся, рванул из ножен саблю, вскидывая поперек, чтобы сразу закрыться от возможного нападения.

– Не шевелись, рабы смертные, зарублю!!!

Нападавших было семеро. Четверо стояли с обнаженными мечами на палубе, направив клинки на пассажиров, угрожая заколоть каждого, кто попытается оказать сопротивление. Да и кому там было сопротивляться? Бабам да нескольким мужикам ремесленного вида? У них даже оружия, кроме ножей, не имелось! Еще один разбойник удерживал в повиновении рулевых на носу, а двое на корме подступали к Середину. Но командовал нападением тощий иноземец с бритым лицом, скинувший суконный плащ и распрямившийся во весь рост. Кривичский купец наконец дождался удобного момента для мести.