Ведьмин Лог - [148]

Я этою идеей загорелся.

Но как узнать об этой книге, кто ее хранит?

Конклав распался, колдуны сбежали,

Таятся под личиною простых людей,

Хранят до времени секрет заветной книги.

Под впечатлением я слишком громко хрупнула пряником, и на меня зашикали, как на крикуна в балагане. Илиодор благодарно поклонился и, присев ко мне, излил метания своей демонической души:

Вот я подумал, чтоб Конклав собрать,

Обрушить надобно на Северск потрясение,

Пусть будет бунт, война, чума – неважно,

Пусть мертвые восстанут

Иль ведьмы очутятся в заточенье.

Из тысячи ужаснейших причин

Какая-нибудь да заставит их собраться.

Тут главное – момент не упустить

И вырвать тайну беззащитных старцев.

Старцы захохотали, а я, наоборот, поежилась, они-то не видят, как лихорадочно блестят у него глаза.

– Зря вы, дядя Архиносквен, смеетесь! – втянула я голову в плечи, спешно запивая волнение морсом. – Он, по-моему, не шутит.

– Конечно, шутит, – успокоил меня Архиносквен, – книга Всетворца, даже если бы она имелась в нашем распоряжении, была бы для него абсолютно бесполезной вещью. Поскольку писать в ней можно только кровью богов, увы, покинувших наш мир.

Я покосилась на Илиодора, беззаботно трескавшего мой пряник, на душе полегчало, но тревога осталась.

– Давай, ври дальше, только без этих зловещих «у-у», мне Пантерия хватает с его черным лесом.

Он с готовностью пустился в новые враки:

В семье моей все любознательные страсть.

И стар и млад, и женщины и дети.

Такая любознательность у нас,

Что сделалась с годами легендарной.

И столько небылиц о том сплели,

Таких ужасных напридумывали басен,

Что я и сам порой кажусь себе опасен,

Ведь как-никак и я из их семьи.

Мы с детства видим то, чего другие

Не могут и представить даже спьяну.

Но Златка радовалась этому изъяну,

Предпочитая знания любви.

Умна, красива, хохотушка,

И каждый день под окнами по кавалеру.

Увы, несчастные, они все опоздали!

Я представила орясину Зюку и захихикала в кулачок. С ее ростом к ней, наверное, исключительно волоты сватались. Хотя, с другой стороны, вон плотник Хома очень крупных женщин любит, его аж трясти начинает. Потом себя одернула: крупных, дак это в ширину, а тут…

Да, не было ей дела

До томных вздохов под окном

И сладких

обещаний, -

пел соловьем Илиодор, перейдя со стихов на прозу, но при этом все так же обволакивал меня взглядом, полным тумана с капелькой розового масла.

– Был у ней изъян, как и у всех Ландольфов, – Злата была некроманткой, бредившей о власти. Одно препятствие лишь останавливало ее: в этом мире не было магии. И тогда ей в голову пришла идея – создать резонаторы.

Она читала день и ночь

О всех злодеях, что покоятся в земле,

Где их могилы, как их отыскать.

Семья дрожала, не рискуя ей перечить…

– Не переигрывай, ты обещал мне без совиных выкриков.

– Ах да. – Он потер руки, скинул кафтан, оставшись лишь в рубахе, которая выглядела немного лучше кафтана, во всяком случае, в ней угадывался белый цвет. – И вот она пропала! – возвестил он так радостно, словно это и впрямь было счастливым событием в его семье. – Я, малое дитя, так убивался по пропавшей сестре, она ведь старше на семь лет. Шалили вместе, потакала она мне, хоть иногда и сваливала на меня свои проказы, но я был не в обиде и решил, что как только повзрослею, то обязательно ее найду. И вот, представьте, через столько лет я в Северске, где о Ландольфах незаслуженно дурная слава ходит. Небезопасно было мне здесь появляться в собственном обличье, вот я и прикинулся посланцем-инквизитором.

– Вот, – обрадовалась я, – это был первый безвинно убитый тобой человек! – Я призвала магов в свидетели: – И дальше он постоянно душегубствовал в Северске.

Илиодор улыбался мне как пятилетнему дитю, которое освоило наконец-то слова и теперь пытается рассуждать как взрослый человек.

– Господа храмовники, в имении моей матушки до сих пор поднимают кубки за здоровье Императора. С ними в дороге произошел такой забавный случай… А впрочем, не хочу ославить их за глаза, быть может, этот маленький курьез еще не раз расскажут без меня. Итак, – он с чувством маленькой победы развел руки, – бескровно завладев бумагами и платьем, я пересек границу Северска. А у вас тут – смута.

– То есть это не ты ее заварил? – уточнила я.

Он приложил руку к сердцу, словно испугавшись, что я вообще способна о нем такое вообразить, и погрозил мне пальцем:

– Я за незыблемость традиций. И против анархизма. Незыблемость престолов мое кредо. Я, как мог, помог главе страны урегулировать проблему, попутно отыскав сестру. Но тут, – он очень натурально покраснел до кончиков ушей, – наверное, юношеское любопытство меня сподвигло сделать архиглупость. Я позволил нашей Златке сделать маленький, безобидный резонатор, всего один, просто посмотреть хотел, при этом сам я не способен к некромантии, а руки обагрил лишь кровью петуха. Вот моя жертва, в этом я и каюсь.

Я разразилась бурными овациями:

– Ты с театрами никогда не путешествовал?

– Да сколько раз! Ты знаешь, как я жонглирую? – Он подхватился показать, но я, заметив, что солнце уже показало свою лысую макушку, велела ему прекращать с затеями, а то неудобно перед архимагами, люди по важному поводу собрались, а мы их байками потчуем.