Ведьма Пачкуля, или Магия вредных привычек - [23]

Пробив головой барабан, она так и осталась торчать в нем вверх тормашками, беспомощно дрыгая в воздухе тощими ногами в стильных наколенниках, что, по крайней мере, позволило публике как следует рассмотреть ее ультрамодные роликовые коньки, изготовленные по спецзаказу и снабженные сверхреактивными двигателями. Когда они наконец взорвались, аудиторию охватила буря неистового восторга. Скотт Мертвецки зевнул и украдкой взглянул на часы.

— А сейчас Тетеря продемонстрирует нам искусство езды на одноколесном велосипеде, — проорала Пачкуля поверх взбудораженной толпы. Публика послушно расселась по местам, поскольку всем не терпелось взглянуть на это чудо техники.

Когда же из-за кулис, виляя зигзагами, выехала Тетеря, зрители единодушно признали, что нисколько не обманулись в своих ожиданиях. Конструкция представляла собой разбитое колесо от телеги, к которому кое-как была примотана палка с сиденьем на конце. Однако наибольшее впечатление на публику произвел руль. Оно и понятно, ведь за ним Тетеря специально ездила в город. Его отделанные мехом ручки были сплошь увешаны фонариками, колокольчиками, амулетиками на счастье и забавными безделушками на резиночках. В нем даже имелся встроенный стереопроигрыватель, который орал на полную громкость. Единственное, чего не было на этом руле, так это тормозов. Просто к тому моменту, когда до них дошло дело, на ручках уже не осталось свободного места. Жаль, конечно, потому что какой смысл часами упражняться на колесе, если в нужный момент ты не сможешь его остановить?

Крутя вперед педали, Тетеря неумолимо приближалась к краю сцены и в конце концов — вы правильно угадали! — загремела в оркестровую яму вместе со своим велосипедом, где пробила второй барабан и погнула флейту. Велосипед, ясное дело, развалился на части, а саму Тетерю на носилках унесли в лазарет. Публика ликовала. Скотт Мертвецки закрыл глаза.

— Следующий номер программы — безудержный истерический хохот в исполнении Туту, — возвестила Пачкуля, когда волнение в зале улеглось. — Да, боюсь, именно он.

Публика в недоумении вытаращила глаза, не представляя себе, как бы это могло выглядеть.

А выглядело это следующим образом. Когда занавес распахнулся, посреди сцены стояла гигантская картонная коробка, разрисованная всеми цветами радуги. Из коробки выскочила Туту в балахоне, увешанном бумажными цветами, бантиками и огромными булавками. На носу у нее была прищепка, на голове — связка бананов, а на ногах — ярко-желтые резиновые сапоги. Одним словом — красотища!

А вот истерический хохот подкачал. Как и предсказывала Пачкуля, он звучал совершенно обыденно и никого не удивил. Понаблюдав немного за тем, как Туту галопирует по сцене, кудахчет и выкидывает коленца, Пачкуля дала сигнал двум рослым помощникам, и те насильно уволокли разыгравшуюся ведьму за кулисы. С минуту поколебавшись, зрители все же поаплодировали ей вслед, отдавая дань оригинальному исполнению. Вечер продолжался, а Скотт Мертвецки спал мертвым сном.

— А сейчас, дамы и господа, поэма собственного сочинения в исполнении Грымзы Премудрой, гордости нашего шабаша! — торжественно объявила Пачкуля. — Ну наконец-то, — шепнула она на ухо Хьюго. — Путь хоть мозгами пошевелят для разнообразия.

Гордость шабаша выступила на середину сцены, держа в руках листок с поэмой. Вместо традиционного ведьминского колпака на голове у нее была профессорская шапочка с кисточкой. Поправив на носу очки, Грымза обратилась к собравшимся строгим учительским голосом, который заставил всех попрятать пакетики с тянучками под скамейки и навострить уши.

— Так, а ну-ка сели все прямо. Я прочту вам поэму под названием «Трудные слова». Возможно, вам она покажется сложноватой, но что поделаешь, не всем же быть такими умными, как я.

Трудные слова

Аденоиды, фармацевт,

Символизм, конноармейский,

Окись, предварительный,

Психопат, бизон,

Перфокарта, барбекю

И, до кучи, рандеву.

Вот лишь несколько примеров

Мне известных трудных слов.

— Спасибо за внимание. Желаю всем спокойной ночи, — попрощалась она и удалилась под шквал аплодисментов. В действительности, никто из зрителей не разобрал ни слова из ее поэмы, но все решили, что если они будут громко хлопать, то другие подумают, будто они все поняли.

Затем настала очередь Макабры-Кадабры, которая, как мы помним, обещала продемонстрировать что-нибудь шотландское. Когда занавес разъехался, зрители так и ахнули, потому что Макабра, чей дядя, как мы уже знаем, торговал красками, нарисовала для своего номера настоящую декорацию с изображением шотландского горного пейзажа. Низ полотнища был густо замазан фиолетовым цветом, призванным изображать вереск, а верх сплошь покрыт мутно-серыми разводами, обозначавшими небо. Желтые кляксы, разбросанные тут и там, были ничем иным, как пасущимися в долине овечками. Макабра была не виновата, что у дяди не нашлось для них белой краски.

Макабра в полном шотландском облачении восседала верхом на своем Хаггисе, чью густую рыжую челку украшали цветы вереска, а спину — клетчатый плед. Козел фыркал, тряс челкой и бил копытом, в то время как клетчатая с ног до головы Макабра, от вида которой у присутствующих потом еще неделю рябило в глазах, извлекла волынку и приготовилась поразить публику исполнением шотландских гимнов.