Ведьма - [5]

Глава 2

– Так ты, значит, обрядница?

– Да, матушка.

Игуменья Марфа, настоятельница монастыря, задумчиво покачала головой.

– А ведь сказали, что всю семью Семеновых волки зарезали неделю тому как, – обернулась игуменья к сестре Анне. – Ведь был слух?

– Так и есть, говорили, что всю семью. Говорили, что скит у них сгорел, они шли на другое место. Заночевали в тайге, а волки их и порезали, – подтвердила монахиня. – Упокой их души, Господи, Как же ты выжила, милая?

– Я… сначала успела запрыгнуть на дерево… Там и сидела, пока волки не ушли.

Лес вокруг монастыря был очень старый и густой. С удобными деревьями. И придумать было просто.

– И ты…?! – Марфа осеклась, и договорила не то, что хотела… – целую неделю потом одна в лесу жила? Ой, бедная деточка… У тебя ведь, поди, и паспорта нет?

Дана на миг застыла в ужасе, потом натужно-неопределённо мотнула головой. Мысли её панически метались.

«Проходка порта… они что, видят, что я… да нет… тогда – причём тут таможенные бумаги?»

– Откуда же у нее паспорт, когда они из леса никогда не выходили? Покойный Игнат, люди говорят, был очень крут нравом. Нам тут в монастыре жить тяжело, а уж как вы там выживали – только подумать страшно. Ты людей-то других, кроме родителей, еще когда в жизни видела, деточка?

– Видела… немного, – растерянно выдавила Дана.

«Похоже, приняли за отшельницу, которая всю жизнь провела с семьей в лесу. Хорошо пришлось… А паспортом тут, видать, вообще любые подорожные называют. Интересно, сколько у них таможен?»

– И что же ты теперь будешь делать, Дашенька? Нельзя тебе одной жить. Не сможешь ты – это же тайга. Да что я тебе говорю – ты же сама все хорошо знаешь!

– А у вас мне нельзя?

В задумчивой тишине было слышно, как на улице Край знакомиться с местными.

«Как он кого не того… Он ведь боевой. Хотя, судя по скулежу, с собаками он и подраться может по-дружески».

– Так как же ты у нас останешься, деточка! – всплеснула матушка Марфа руками. – У нас же монастырь, а ты – не верующая, да еще, хуже того – язычница. Ты прости нас, милая, мы не от злого сердца так говорим – но нам вера не позволяет с тобой под одной крышей жить.

«Что это у них… за вера такая, что жить рядом – нельзя? Спасать, значит, можно. А ночь под одной крышей – то с верой случится что-то?»

– Что же это у вас вера такая… что боится одной слабой женщины? – Дана решительно встала. – Раз такая страшная, пойду отсель!

Она повернулась и шагнула к двери.

– Погоди, девочка! – Анна вскочила и схватила ей за руку. – Ты нас неправильно поняла! Ты многого о нашем мире не знаешь, оно и не удивительно – ты же всю жизнь в лесу прожила. Я не обижаюсь на тебя, это мне, старой, надо было понять, что ты неправильно растолкуешь мои слова. Ты пойми, ты ведь своим богам тут станешь молиться, а у нас это запрещено. Здесь место нашего бога, в которого мы верим. Понимаешь? Вера наша – не слабая, просто… традиции такие, понимаешь? А традиции нарушать нельзя! Ну, как мне тебе объяснить! – всплеснула она в отчаянии руками. – Матушка?

– Я понимаю, – сказала Дана. – А если я пообещаю, что я не буду тут молиться никому? И жить я могу отдельно. Может, есть у вас тут какой-то маленький домик? Поблизости?

Монахини переглянулись.

Обрядники жили в этих местах, почитай, лет уже сорок. Были они страх, как нелюдимы, выходили на глаза раз, может, в году – обменять шкуры на соль, ткани, да еще кое-чего по мелочам. В остальном обходились натуральным хозяйством. О вере их мало чего было известно – молились многим богам. В семье были дети, но старший Семенов их никому не показывал. Поэтому ничего о детях известно не было – ни сколько их, ни какого они пола, ни возраста. А неделю назад охотники принесли слух, что всю семью вырезали волки, дескать, нашли несколько обглоданных трупов на реке, по одежде и обуви определили, что это и были те самые обрядники.

– Эту ночь ты проведешь с нами в гостевой келье. Ты больная еще, куда тебе одной жить, – решительно сказала игуменья Марфа, – а дальше – жизнь покажет.

Дане отвели небольшой домик в монастырском саду. Сестры совместными усилиями приволокли в него топчан, повесили рукомойник, а из соседнего села выпросили каменщика, который за день сварганил из кирпичей и листа железа небольшую печку. На дворе стояло позднее лето, еще немного – и пойдут первые заморозки. Дверь утеплили старым одеялом, закрыв щели проема. Стол и стул дополнили скромный интерьер нового жилья.

– Мы еще циновки на пол свяжем, чтобы снизу не поддувало, а окно будешь на ночь завешивать – так теплее будет, – довольным голосом объясняла матушка Марфа. – И вот что, трапезничать будешь пока с нами, негоже тебе одной здесь все время. Вот так вот.

Игуменья поджала губы и погладила Дану по плечу. На лице доброй старушки девушка увидела сочувствие и понимание, та искренне жалела иноверку, потерявшую всю свою семью.

«В принципе, это не ложь. Я, действительно, иноверка и только что потеряла абсолютно всех».

Сзади тихо подкрался пес и ухватил девушку за руку, слегка придавив ее зубами.

– Край!

Собака радостно завиляла хвостом при виде хозяйки.

– Как твоя лапа, парень? Давай-ка, посмотрим? – и Дана склонилась над животным, проверяя повязку на передней ноге.