Ведьма и инквизитор - [42]

Шрифт
Интервал

Что касается женщин, то они, обряженные во все черное, походили на стаю ворон. Вокруг соснового гроба с четырьмя огромными свечами по углам были расставлены стулья, на которых они сидели часами: молились, перебирая четки, плакали, потому что многим смерть Хуаны давала возможность поделиться собственным горем, не имевшим отношения к гибели женщины или к угрозе со стороны ведьм. Дочь покойной, наоборот, не выказывала никаких чувств, она молча смотрела в одну точку, застыв на стуле в одной позе, без слез и вздохов, даже когда приходской священник Боррего Солано пришел выразить ей свои соболезнования и взял за руку, понуждая подняться. Он подвел ее к открытой двери, чтобы она подышала свежим воздухом, в надежде, что она очнется, и при этом нашептывал ей на ухо, что ее мать, он-де уверен, уже предстала перед Господом.

К счастью, когда Саласар совершил свой торжественный выход на сцену, обхватив Иньиго за шею, оба находились уже за пределами дома, и им не привелось увидеть, как инквизитор взял покойную за руку, сравнил ее рану с деревянным крестом и выразил удовлетворение полным соответствием его с отпечатком.

Это происшествие чуть было не возвело Хуану в разряд мучениц, и после похорон женщины ее достоинства в глазах соседей приумножились многократно; все забыли о ее человеческих слабостях, и любой предмет, к которому ей случалось прикоснуться, тут же становился святыней. Соседи не ограничились тем, что оделись в черное: их балконы еще целую неделю были обвязаны черным крепом в знак траура, а еще они сделали себе повязки из кусочков одежды покойной и ставили за нее свечи в церкви, прося заступиться за них, жалких смертных, испытывавших на себе гнев самого дьявола, словно Хуана была святой.

Саласару пришлось иметь дело с неуравновешенным священником и перепуганными жителями, открыто выражавшими неверие в то, что его методы позволят освободиться от власти демонов. Дескать, этот инквизитор совсем не похож на своего предшественника, который посетил их пару лет назад. Тот, вне всяких сомнений, выглядел более кровожадным, что как раз и требуется для такого рода занятия. Не спрашивая ничьих советов, эти люди выставили из собственных домов всех колдунов, поверивших обещаниям эдикта, поскольку были убеждены в том, что именно они виноваты в смерти Хуаны и всех несчастьях, обрушившихся на их край.

Знать они ничего не хотели о королевском указе, обязывавшем их предоставлять тем кров. Прибывшие для покаяния были вынуждены останавливаться в окрестностях селения, укрываясь в пещерах, потому что, пока они ждали церемонии примирения, зарядили дожди. В результате жители переполошились еще больше: посреди ночи они видели мелькавшие среди деревьев огни костров и воображали себе, что где-то неподалеку устраивают шабаш. В панике сельчане начали запасаться крестами, мощами святых, печатными иконками, а на ночь снова стали отводить детей в церковь, что окончательно вывело из душевного равновесия священника Боррего Солано.

— Мы теряем время, пытаясь узнать, как умерла Хуана де Саури, — убеждал Саласара брат Доминго. — Она мертва, и тут уже ничего не поделаешь. Нам следовало бы сосредоточиться на поимке колдунов, ее убийц, у которых душа грязнее, чем смердящий хвост нечистого. Нет сомнения в том, что это их рук дело. Люди взаправду их видели. Мне доводилось слышать похожие истории. Узнаю их приемы, уж мне-то известно, на что они способны.


Брат Доминго де Сардо не был новичком в вопросах, касавшихся сатанинской секты. Ему уже приходилось сопровождать инквизитора Валье во время предыдущего Визита инквизитора в эти края, два года назад, и всю прошлую зиму он обличал ведьм перед любым слушателем, которому нервы позволяли выдержать леденящие душу истории. Францисканец был человеком замкнутым. Он вечно чего-то опасался и ежедневно втайне от окружающих занимался исполнением разного рода мелких ритуалов.

Он не переступал порога, не пробормотав «Аминь», не ложился в постель, не окропив простыни святой водой, и боялся разжевать кусок хлеба перед тем, как проглотить, неважно, был ли он освящен или нет, потому что считал его телом Христовым. Если по не зависящим от него причинам он не мог проделать какой-то обряд, то невыразимо страдал, будучи уверен, что с ним или с миром обязательно произойдет нечто ужасное.

По причине тучности, глубоких залысин и вечно озабоченного лица Доминго выглядел старше своего возраста. Саласар внушал ему уважение. Еще до личного знакомства с инквизитором он уже много слышал о нем и представлял себе человеком внушительным, важным, твердым — точь-в-точь Господь Всемогущий. Однако временами ему приходилось прилагать огромные усилия, чтобы понять и принять некоторые поступки и речи Саласара, которые, с его точки зрения, совершенно не вязались с его должностью и духовным званием.

— Дорогой брат Доминго, — медленно произнес Саласар, — и в смерти Хуаны, и в ее обстоятельствах есть некая тайна. Хотя я и уверен, что эта женщина в последние минуты жизни была не одна, у меня есть основания полагать, что она бросилась в реку сама, без чьей-либо помощи, по крайней мере физической. Я также не думаю, что она упала в воду в результате несчастного случая. Уточнение обстоятельств и выяснение того, чьи следы ведут к мосту наряду со следами Хуаны, ни в коей мере не является потерей времени.


Рекомендуем почитать
И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Художественно-документальная повесть писателей Б. Костюковского и С. Табачникова охватывает многие стороны жизни и борьбы выдающегося революционера-ленинца Я. М. Свердлова. Теперь кажется почти невероятным, что за свою столь короткую, 33-летнюю жизнь, 12 из которых он провёл в тюрьмах и ссылках, Яков Михайлович успел сделать так много. Два первых года становления Советской власти он работал рука об руку с В. И. Лениным, под его непосредственным руководством. Возглавлял Секретариат ЦК партии и был председателем ВЦИК. До последнего дыхания Я. М. Свердлов служил великому делу партии Ленина.


Импульсивный роман

«Импульсивный роман», в котором развенчивается ложная революционность, представляет собой историю одной семьи от начала прошлого века до наших дней.


Шкатулка памяти

«Книга эта никогда бы не появилась на свет, если бы не носил я первых ее листков в полевой своей сумке, не читал бы из нее вслух на случайных журналистских ночевках и привалах, не рассказывал бы грустных и веселых, задумчивых и беспечных историй своим фронтовым друзьям. В круговой беседе, когда кипел общий котелок, мы забывали усталость. Здесь был наш дом, наш недолгий отдых, наша надежда и наша улыбка. Для них, друзей и соратников, — сквозь все расстояния и разлуки — я и пытался воскресить эти тихие и незамысловатые рассказы.» [Аннотация верстальщика файла].


Шепот

Книга П. А. Загребельного посвящена нашим славным пограничникам, бдительно охраняющим рубежи Советской Отчизны. События в романе развертываются на широком фоне сложной истории Западной Украины. Читатель совершит путешествие и в одну из зарубежных стран, где вынашиваются коварные замыслы против нашей Родины. Главный герой книги-Микола Шепот. Это мужественный офицер-пограничник, жизнь и дела которого - достойный пример для подражания.


Польские земли под властью Петербурга

В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России – сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем – как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию.


Возвращение на Голгофу

История не терпит сослагательного наклонения, но удивительные и чуть ли не мистические совпадения в ней все же случаются. 17 августа 1914 года русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, и в этом же месте, ровно через тридцать лет, 17 августа 1944 года Красная армия впервые вышла к границам Германии. Русские офицеры в 1914 году взошли на свою Голгофу, но тогда не случилось Воскресения — спасения Родины. И теперь они вновь возвращаются на Голгофу в прямом и метафизическом смысле.