Ведьма и инквизитор - [100]

Теперь, по прошествии нескольких часов, Иньиго чувствовал себя страшно несчастным. Он понимал, что поступил неправильно, однако в глубине души ему никак не удавалось отыскать хоть одну маленькую искру раскаяния, которая заставила бы его пожалеть о том, что эта встреча с необычной девушкой все-таки произошла. В тот момент тело возымело над ним большую власть, чем голова. И хуже всего было то, что на самом деле его воспоминания о ночном приключении не сводились к восторгу плотского совокупления, хотя о нем он вспоминал с удовольствием, нет, скорее, в его памяти всплывали ощущения более глубокие.

Он вспоминал лицо девушки, блеск ее глаз, то, как нежно она ласкала его лицо кончиком носа. Он опять видел ее в сиянии полной луны, и ему ужасно хотелось узнать о ней как можно больше, узнать ее имя, сплести венок из маргариток и возложить ей на голову, надеть на нее длинную тунику с множеством бантиков, которые он завязывал бы один за другим до бесконечности. Ему хотелось баюкать ее, держа на руках, напевая колыбельную, словно младенцу. Хотелось защитить ее от любой беды, которая только может ей угрожать. Он вспоминал ее озарившую ночь улыбку и понимал, что мир без нее опустел бы и померк.

Все в этой девушке говорило о любви, и если она превратилась в орудие дьявола, то это, несомненно, произошло помимо ее воли. Сама по себе она была славной девушкой, он в этом уверен, чистой и нежной. Ему захотелось помочь ей избавиться от дьявольской неволи, стать ее паладином, ее опорой, чтобы видеть ее перед собой каждое утро, вставая, и каждую ночь, ложась спать, даже если он никогда больше не сможет до нее дотронуться, — это уже неважно, он больше не раб плоти. В этот момент она воплощала для него всю Вселенную. Она была воздухом, который наполнял его грудь и ласкал лицо, сладким привкусом во рту, который возникает, когда едят хлеб. И все это она. Иньиго хотелось, чтобы эта девушка с черными глазами сопутствовала каждому мгновению его жизни, и был уверен, что эти же глаза он увидит в последнее мгновение перед тем, как навсегда покинуть этот вздорный, нелепый мир.

Без нее существование не имело смысла, однако и с ней существование было невозможно, потому что в этом случае он предал бы свои принципы, попрал бы свое духовное призвание и веру, которым дал обет посвятить себя всецело, и погубил бы тем самым собственную душу. А разве не этого дьявол и добивался, искушая его? Душевная боль, которую он испытывал, была настолько сильной, что на глаза навернулись слезы — соленые, словно кровь. Он вышел из своей комнаты, натыкаясь на углы и стены, потому что те качались и подступали к нему вплотную.

Саласар обнаружил его на каменной скамье, укрывшейся среди яблонь внутреннего двора. Иньиго оперся локтями о колени и обхватил голову ладонями, уставясь неподвижным взглядом в землю прямо перед собой. Казалось, мысли его витают далеко-далеко за пределами его тела. Инквизитор неслышно подошел к нему, и тогда Иньиго, увидев чьи-то ноги, появившиеся в поле его зрения, поднял на него глаза.

— Отче, я согрешил, — сказал он печально. — Вы помните моего голубого ангела?

— Да, конечно…

— Я думаю, это не ангел, отче. Думаю, это суккуб, и он меня околдовал. Я болен. Мне не хватает воздуха. Вы должны мне помочь.

— Болен? Что же у тебя болит?

— У меня болит не тело, сеньор. Это что-то внутри, что не имеет формы и, тем не менее, занимает меня полностью. С душой у меня что-то не в порядке, сеньор мой. Боль сжимает мне грудь, я не могу спать, ее образ стоит передо мной, ее глаза я вижу в глазах окружающих. Мне кажется, что она на меня все время смотрит, что я чувствую ее запах, когда иду куда-нибудь… — Он горестно покачал головой и пояснил: — А я хочу, чтобы она это делала, потому что, как только подумаю об этом, сердце начинает биться сильнее и душе в груди становится тесно. Я чувствую, что она меня себе подчинила, она заслонила собой огромную любовь к Богу, которую я всегда испытывал, и теперь я могу думать только об одном — как бы мне увидеть ее снова.

Саласар слушал молча. В какой-то момент он испугался, что ежедневные допросы подозреваемых в связях с дьяволом да еще ночь, проведенная в одиночестве в лесу, по слухам заколдованном, окончательно свели юношу с ума. Инквизитор решил, что было бы уместно рассказать ему одну историю, которая в любом случае пойдет на пользу.

— Известна ли тебе история Эухенио де Торральба? — спросил Саласар.

— Нет-нет, сеньор, — робко ответил тот.

— В начале прошлого века Эухенио де Торральба, молодой кастилец, изучал в Риме медицину и философию. Торральба происходил из семьи старых христиан, которым и в голову не могло прийти, что через несколько лет они увидят одного из своих родственников под судом святой инквизиции.

— А что с ним случилось? — спросил Иньиго, словно очнувшись от забытья.

— Во время одного из своих путешествий он подружился с доминиканским монахом, братом Педро, который внушил ему, что, если он хочет узнать правду о далеком прошлом, а также выяснить, что его ожидает в будущем, если хочет узнать способ лечения в тех случаях, когда медицина оказалась бессильна, и узнать ответы на любые вопросы, он готов свести его с добрым ангелом по имени Закиэль, который может сообщить ему все эти сведения, не считая огромного количества других услуг.