Ведьма - [7]

Дело было в начале августа. Они случайно пересеклись в пустующем по случаю летних каникул деканате, поболтали с молоденькой секретаршей, а потом Володя затащил Михаила в бистро на проспекте Ленина напротив университета – в то самое, где Миша недавно съел первый гамбургер в компании своей возлюбленной студентки Елены Хохловой, – и с остервенением, достойным лучшего применения, начал нажимать на кнопки:

– Старик, о твоих разборках с Саакяном шепчется весь университет. Думаешь, никто ничего не видит и не слышит?

– В смысле?

– Да в том самом смысле! Вот скажи, о чем я сейчас думаю?

Миша нахмурился. Это была слишком бесцеремонная просьба. Из него упорно хотели сделать цирковую обезьянку.

– Что ты имеешь в виду? – прикинулся он чайником. – Хочешь сказать, что я умею читать чужие мысли?

– Да нет, блин, я хочу сказать, что ты бомбила с Курского вокзала! Не делай такое тупое лицо, тебе не идет.

Миша нахмурился еще сильнее.

– Кто болтает?

– Да как тебе сказать…

– Как есть.

– Да Саакян же и болтает! Ты же знаешь этого тщеславного ублюдка. Мало того что он сам на каждом углу сверкает своими цацками, так еще и тебя к себе притянул. Дескать, вот смотрите, каких мы орлов воспитали!

Миша крякнул. Несмотря на все его экстрасенсорные способности, некоторые вещи от него все же ускользали, и одна из таких вещей – сплетни на работе. Наверное, все дело в том, что он никогда не склонен был их искать. Но, черт возьми, выясняется, что сплетни игнорировать никак нельзя, особенно если ты работаешь в большом дамском коллективе и особенно если ты экстрасенс.

Саакян – титулованный седовласый засранец, которому некуда больше приложить свои неординарные способности, которому надо чем-то развлекаться, чтобы держать себя в тонусе. Кроме того, он действительно безумно тщеславен. Несколько лет назад он был преподавателем Михаила, и вражда началась уже в те относительно беззаботные времена, когда Мишка протирал штаны в аудиториях и создавал себе репутацию чертовски талантливого молодого человека, которому под силу все – от наук и искусств до подметания листвы на университетском стадионе. Закончив этот педагогический вуз, Мишка без проблем был зачислен в местную же аспирантуру и стал преподавать историю, и два экстрасенса автоматически стали коллегами. У обоих – немалые способности (профессор Саакян к тому же действительно носил титул какого-то там магистра каких-то таинственных наук, который он отхватил в Европе – наверняка дал взятку, козел!), у обоих – твердый характер и стальные нервы. Первое столкновение лбами произошло из-за женщины – очень симптоматично, кстати. Саакян любил молоденьких студенток, и одну из них Мишка буквально вырвал из его потных объятий, так что теперь ни о какой дружбе между ними речи быть не могло. Двум таким монстрам никогда не играться в одной песочнице, они – как два Горца, коротающие бесконечно долгую жизнь в стенах обычного учебного заведения. Впрочем, время выяснять, кто из них единственный и неповторимый Дункан Маклауд, еще не пришло, а потому в их отношениях установилось не оговоренное по срокам перемирие.

Но зачем этот, с позволения сказать, мужчина треплет языком, рассказывая всякому встречному-поперечному, кто есть кто в их иерархии Горцев? Не плюнуть ли на пакт о ненападении и не начистить ли ему рыло? Что-то даже кулаки зачесались…

– О чем задумался, старик? – спросил Володя, безмятежно приступая к пицце.

– О бабах в мужском обличье. Что именно он рассказывал?

– Что вы двое последние могикане на нашей грешной земле. Когда случится Страшный суд, спасетесь только вы двое и те, кого вы сможете зажать у себя в подмышках.

У Михаила отвисла челюсть.

– Погоди, погоди… Что он сказал?

Володя рассмеялся:

– Да ты не парься! Он был пьян в этот момент, как мой сосед перед смертью, царствие ему небесное.

Миша цокнул языком.

– Ты циник, Вов.

– Жизнь заставила.

– Какая она сука.

– Кто?

– Жизнь, жизнь. Ты кушай, не отвлекайся.

– А-а, пасиб.

Володя был вполне добродушным и безвредным парнем, которому чертовски не везло с личной жизнью. Точнее, она у него была довольно бурная, но какая-то… безрезультатная, что ли. Ни одна из его пассий не собиралась с ним надолго задерживаться, а до постели вообще доходила лишь каждая третья. Словом, ни туда ни сюда.

– Тебя опять бросили, – как бы между делом сказал Михаил, попивая кофе.

Володя замер. Кусок ароматной пиццы с ветчиной и грибами застыл на половине пути к распахнутой челюсти.

– Ты пытаешься убедить себя, что ничего нового в этом смысле не произошло, – продолжал Миша, – но на самом деле ты потрясен. «Сколько ж можно от меня бегать? Что со мной не так?» Об этом ты думаешь, старик?

Володя положил пиццу на тарелку, вытер руки о салфетку.

– Ладно, друг, убедил. Старая жопа Саакян был прав.

Миша улыбнулся. Прочесть мысли бесхитростного Володьки Капустина (как он с таким интеллектуальным багажом преподает русскую литературу?) не требовало приложения серьезных усилий.

– Ты у всех можешь так в башке ковыряться?

Михаил придвинулся к нему поближе.

– Тебе скажу: в принципе да, плюс-минус нюансы. И если ты проявишь себя как еще одна баба в штанах и с яйцами и растрезвонишь об этом по всему университету, я нашлю на тебя пожизненную мигрень.