Вечный Тук - [12]
— Ты с ним знакома? — еще больше нахмурилась Мэй. — Так почему же ты не позвала его, детка?
— Я слишком испугалась, — честно призналась Винни.
Тук покачал головой.
— Вот уж не думал, что дойдет до того, что мы станем пугать детей, — вздохнул он. — Мы перед тобой очень виноваты, Винни. Прости нас, пожалуйста, мы не хотели. Но кто этот человек?
— Не знаю, как его зовут, — ответила Винни, — но, думаю, он хороший. — И вправду, сейчас он казался ей замечательным: он придет, думала Винни, и непременно спасет ее. И она добавила: — Вчера вечером он подошел к нашим воротам, но в дом не заходил.
— Ну, это несерьезно, па, — сказал Майлз. — Наверное, он просто проходил мимо.
— И все же, Винни, мы отвезем тебя домой, — сказал Тук, решительно поднимаясь. — И как можно скорее. Чую, скоро все развалится, как размоченная лепешка. Но прежде мы поговорим, и пруд для этого — лучшее место. Пруд поможет найти все ответы. Пойдем, малышка. Пойдем к воде.
Глава 12
Небо ярко пестрело красным, розовым, оранжевым, и эта сияющая роспись отражалась, дробясь и разливаясь разноцветными красками на волнистой поверхности пруда. Солнце тускло-красным яичным желтком быстро опускалось за горизонт, и восток уже темнел пурпуром. Ободренная только что пришедшей ей мыслью о спасении, Винни храбро забралась в лодку. Каблуки ее башмаков глухо стукнули о мокрый борт, и звук этот гулко разнесся в знойной неподвижной тишине. На другом берегу пруда лягушка-бык отозвалась низким предостерегающим «ква-ак!». Тук тоже влез в лодку, оттолкнулся от берега и, вставив весла в уключины, одним сильным толчком погрузил их в илистую глубину пруда. Лодка тихо отчалила и плавно заскользила среди высокой речной травы, которая с шуршанием раздвигалась и снова смыкалась за кормой. То там, то тут спокойная гладь воды покрывалась рябью; бесшумно расходились, расширяясь и исчезая, блестящие круги.
— Время клева, — тихо сказал Тук.
Выглянув за борт, Винни увидала тучи крошечных мошек, снующих над водой.
— Самое время удить рыбу, когда она всплывает покормиться.
Тук придержал весла. Лодка замедлила ход и стала тихо прибиваться к дальнему берегу. Стояла такая тишина, что Винни чуть не подпрыгнула, когда лягушка-бык квакнула вновь. А вслед за тем из-за высоких сосен и берез, окружавших пруд, раздалась песня лесного дрозда, разливаясь чистыми и звонкими серебряными звуками.
— Знаешь, что это вокруг, Винни? — услышала она низкий голос Тука. — Это жизнь. Она движется, растет, изменяется, никогда не остается прежней даже на пару мгновений. Вот эта вода… ты смотришь на нее каждое утро, и она всегда выглядит одинаково, но это не так. Всю ночь напролет она движется, вытекает из ручья далеко на западе, вливается в ручей на востоке, вечно меняется, вечно движется, хоть и такая спокойная. Ты почти не замечаешь ее течения, верно? А подует ветер — и кажется, будто она течет в другую сторону. Но она всегда здесь, всегда в движении, и в конце концов, проделав долгий-долгий путь, она встречается с океаном.
Какое-то время они плыли молча. Лягушка-бык снова квакнула, и откуда-то сзади, издалека, из укромных тростниковых зарослей, ей ответила другая лягушка. В гаснущем вечернем свете деревья по берегам постепенно теряли свои очертания, превращаясь в плоские силуэты, словно вырезанные из черной бумаги и наклеенные на бледнеющее небо. С ближнего берега донесся голос еще одной лягушки, хриплый и уже не такой басистый.
— А знаешь, что происходит потом? — продолжал Тук. — С водой? Часть ее испаряется под солнцем прямо из океана и поднимается обратно к облакам, а затем проливается дождем, и капли дождя падают в ручей, и ручей продолжает течь, и все повторяется снова и снова. Это как колесо, Винни. Все вокруг — как колесо, вертится и вертится без остановки, не зная отдыха. И эти вот лягушки — часть колеса, и жуки тоже, и рыба, и лесной дрозд. И люди. Ничто не остается прежним. Все обновляется, изменяется и растет. Именно так и было задумано. Именно так все и есть.
Лодку наконец прибило к берегу, и нос ее врезался в полусгнившие ветки поваленных деревьев, опустивших свои толстые пальцы в воду. Тут нос лодки заклинило, и течение не могло справиться с нею, хоть корму и сносило в сторону. Вода текла мимо, меж зарослями тростника и ежевики, и устремлялась из привольных берегов пруда в узкое русло. Там она неслась уже быстрее, журча и пенясь среди камней, и исчезала из виду где-то вдали, торопливо огибая склонившуюся иву.
— Она течет, — повторил Тук, — к океану. Но эта лодка сейчас застряла. И если мы сами ее не сдвинем, она будет стоять здесь вечно, как бы ни старалась освободиться. То же и с нами, Туками. Мы застряли, Винни. Застряли и не можем сдвинуться. Мы больше не часть колеса. Нас словно сбросили. Высадили на обочине. Все вокруг нас движется, растет, изменяется. Например, ты. Сейчас ты ребенок, но когда-нибудь вырастешь и станешь женщиной. А затем придет время для новых детей.
Винни моргнула и внезапно поняла, о чем он говорит. Поняла, что ей — да-да, даже ей! — волей-неволей когда-нибудь придется покинуть этот мир. Погаснуть, как огонек свечи. И тут уж протестовать бесполезно. Этого не избежать. До сих пор Винни изо всех сил старалась не думать об этом, но иногда, вот как сейчас, приходилось. От беспомощности и обиды она разозлилась и выпалила:
