В бане вдруг страшно загрохотало. Подполковник Мандалеев вывалился на собственном организме из парной и застыл посреди кафельного пола предбанника. По его лицу нельзя было сказать, что кайф ему надоел. Он не понимал, что произошло. С перекошенной от ярости физиономией он осведомился у голых младших офицеров, оцепеневших в комических позах — одной рукой мы прикрывали срам, другой отдавали честь, и горячо жалели, что у нас нет третьей, чтобы зажимать прыскающие помимо нашей воли рты:
— Какая глядь намылила все лавки?!
Из бани раздавался слаженный гогот. Ни спереди, ни сзади подполковника Мандалеева никто не отвечал на его запрос. Он разъярился пуще, вскочил и вернулся в парную. Там смех тут же погас, как выключенный, зато в предбаннике все дали себе волю. Мандалеев высунулся назад — и мы засунули во рты кулаки, чтобы не гоготать.
Все, кроме одного. Не перестал ржать старлей Верхняков.
— Это не мы лавки намылили, а ты задницу себе намылил, вот и спикировал, как горный орёл! — объяснил он Мандалееву.
Вот как после такого мог к вечному старлею относиться командир части?
Мандалеева боялись. Мало того, что он был высший начальник в нашей глухомани — он был ещё гремучей смесью тупости, хитрости и подлости. Ему остерегались возражать и открыто противостоять, зная, что он после не единожды за Можай загонит. А ведь этот случай, когда Вешняков затыкал Мандалееву рот, был далеко не единственным! Верхняков свято руководствовался принципом лейтенанта: «Дальше Кушки не пошлют, меньше взвода не дадут!». И не боялся, когда Мандалеев спрашивал с него, почему не выполнено то-то задание или проиграны те-то учения.
Раз он объяснял Мандалееву принцип действия радиопередатчика. Разжевал, как ребёнку, трижды, но все его «лекции» разбивались о начальственную тупость и требование:
— Брось выпендриваться и пальцем покажи!
— Да пошёл ты на буй! — с облегчением сказал Мандалееву Верхняков. И на немое апоплексическое изумление пояснил:
— Я тебе раз рассказал, как работает радиопередатчик, два, три. Это седьмой класс школы. Ты не понимаешь. Значит, ты тупой. Что мне тебе — четвёртый раз повторить? Да пошёл ты на буй!
Когда я служил срочную, ещё продолжалась война в Афганистане. Люди, побывавшие «за речкой», «на юге», в наших глазах и в глазах всех жителей СССР были неподдельными героями.
Мы с Верхняковым отправились в увольнение в Ишкитым. Зашли, естественно, в пивную. Смуглый Верхняков с колоритным шрамом поперёк щеки и в военной форме привлёк к себе внимание. По одному, по два к нам подтянулось человек десять, расселись кругом, якобы сидят сами по себе. Наконец один из вновь прибывших отважился спросить Верхнякова:
— Братан, ты с юга?
— Да, — лаконично обронил Верхняков, глядя в почти пустую кружку пива. Тут же вокруг него десяток рук благоговейно утвердил десяток полных кружек. Верхняков, по-прежнему глаза в пол, сцапал ближайшую, сдул пену, степенно отпил…
— И как там? — трепетно поинтересовался тот же голос. Верхняков помедлил с ответом.
— Жарко! — провозгласил он и сделал гигантский глоток.
…Верхняков был родом из Ташкента. Шрам на физиономии он заработал, едучи по пьянке на велосипеде и не сумев обогнать троллейбус.
Капитана он получил за несколько дней до того, как кончилась моя срочная служба. И был переведён куда-то поближе к месту рождения».
…Когда я слушаю про старлея Верхнякова, мне очень хочется познакомиться лично с этим человеком, в своей персоне воплощающим весь абсурд и грубость армии и идеи войны. Однако этому мешает почти мистическое обстоятельство. Муж заканчивает рассказ обидой: демобилизовался, приехал домой, в первый же год послал всем армейским товарищам письма на 23 февраля, поделился своими новостями, спросил об их делах, особенно о капитане Верхнякове… Ему, конечно, тоже написал. Не ответил никто. Мужу кажется: это оттого, что кадровые военные к «пиджакам» относятся не всерьёз. Но я думаю, всё сложнее.
Быть может, капитан Верхняков и на самом деле новая ипостась бравого солдата Швейка? Неунывающий литературный герой и персонаж фольклора? Как же сказочный герой может отвечать на письма из материального мира?..
