Вечный сдвиг - [15]
«Жизнь прекрасна, – размышлял Федот Федотович. – Какие люди! Смелые, в высшей, в высшей степени интеллигентные, а пирожки!» И Федот Федотович поцеловал палец с сигаретой. Сигарета обожгла рот и упала на асфальт. Пытаясь сохранить равновесие, он нагнулся и поднял сигарету. Она намокла, и Федот Федотович раздавил ее носком ботинка. «Все прекрасно! – провозгласил он. – И не надо, понимаешь, этой мрачности, безысходности».
Туман просачивался сквозь пальцы, застревал между ногами. Ни неба, ни земли, желтые и зеленые огоньки возникали и гасли, как салют на замедленной кинопленке. «А молодежь! Какая молодежь! С идеалами! Не сопливые интеллигентишки, не “здравствуй, мой милый шкафчик”! Ишь, сада им жалко, виш-не-во-го! – воскликнул Федот Федотович и вспомнил восхитительные пирожки с консервированной вишней. – Продали Россию! Не большевики продали, они просто довели дело до конца. Тьфу!» Федот Федотович плюнул и услышал громкий звук. Не вслух ли он говорит? Не надо бы, – подумал он, и ему почудилось, что туман рассеялся и что он стоит напротив какой-то светящейся будки. «ГАИ!» – мелькнула мысль и тут же потонула в тумане.
«Жить везде хорошо, – решил Федот Федотович, – а там что, разве все-все плохо было? Нет, было и хорошо. Какие восходы – а-а-а!.. какие закаты – о-о-о!.. Сплошняк из красного дерева! – прыснул Федот Федотович. – Прошу любить и жаловать эстета. А эстет – это я, Федот Федотович Глушков! Разве сегодняшняя молодежь может оценить свободу по-настоящему?» Эх-хе-хе, как они на нас смотрели! Завидовали, шельмы, а мы – по кругу, кто, когда и где узнал, что усатому – каюк, усатому – йохтур, невесть откуда всплыло «йохтур», то ли с азербайджанцем сидел, то ли на воле повстречался.
«Господа, господа! – Федот Федотович мысленно расправил бабочку и постучал вилкой о рюмку. – Господа, выпьем за Деникина!» – и перекрестился. Молодежные веяния, славные Братья во Христе, особенно тот, что сидел слева, здоровенный битюг с рыжей бородой по имени Серафим. «Сколько сил достанет, надо жить на этой земле и ни с места, отдаться воле Господней и жить». – «Правильные мысли», – одобрил Серафима Федот Федотович и вступил в огромную лужу. Загребая ботинками ледяную воду, он пытался, было, напевать «Плыви, мой челн, по воле волн!», но вдруг рассердился и в исступлении затопал ногами, нарушая тем самым состояние туманного блаженства. Все-таки человек он пожилой, простудится, кто будет за ним ухаживать?
Зря напустился на кинетическое искусство, плохо ли, когда собственноручная скульптура из алюминиевых трубок за тобой ухаживает: «Федот, выпей аспиринчику!» Но Федот – идеалист, он лепит прекрасное, искусство, так сказать, для него самого, а не для подачи лекарства и установки клизмы.
«Долой кинетическое искусство! – шумел Федот Федотович, прыгая на одной ножке и пытаясь вылить воду из ботинка. – Да здравствует чистое искусство! Ура Нике Самофракийской!» Тут Федот Федотович плюхнулся в лужу и, сидя в ней, стал рассуждать таким образом: на Сретенку не попасть – где тут что, он понятия не имеет, а вот где дом, откуда он вышел? Сейчас, сейчас, давай-ка сориентируемся, – повелел сам себе Федот Федотович и, встав на четвереньки, вперился в туман. Где-то меж землей и небом, в самой середке, брезжил желтый свет. «Туда!» – скомандовал Федот Федотович и, двигаясь в нужном направлении, скрылся в тумане.
2. Облик героя. Пока он куда-то идет и ни о чем не думает, кроме как скорее добраться туда, откуда он вышел, и там подсушиться, поведаем, кто такой Федот Федотович.
В первую очередь, он интеллигент. И, как большинство представителей этого слоя, человек нереализованный, нечто вроде пленки, которую нерадивый фотограф все собирался проявить, да завозился, замешкался и забыл. А сынишка фотографа вынул ее из кассеты и засветил.
Силы от рождения он был исполинской, на таких, как говорится, землю пахать. Вот на нем и пахали. Запрягали в лагере вместо лошади, за что он получал двойную порцию баланды. Здоровьем после всего этого Федот Федотович сильно подкачал. И уж совсем было вышел в тираж, а тут – ку-ку усатому.
На поселении, за чертой сто первого километра, он попил козьего молока, набрался сил и задумался о будущем. За десять лет он самообразовался, научился говорить и писать по-немецки, читать, правда, не научился, поскольку читать там по-немецки было нечего. Еще он научился резать из камня и дерева портреты товарищей, так что даром времени не терял. И стал Федот Федотович на воле скульптором, и вступил в МОСХ, и мастерскую получил, и женился. Но неудачно. Плохо женился, так что мы пока это пропустим.
Пусть наш герой будет удачником. А что выпил – так с кем не бывает, тем паче, что он скульптор и член МОСХа.
Только почему было сказано, что он нереализованный? Сказано было в том смысле, что скульптор он никому не известный, мастерская у него плохенькая, жить не на что – заказов мало, да и те, что перепадут – по пьянке, а по пьянке много не огребешь.
Федот Федотович писал и стихи, но их не печатали. Стихи в таком роде:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книжка не только о том, «как любить детей» (цитирую название одной из книг Януша Корчака). Она еще об обучении лепке. Но как ни странно, в ней нет почти никаких практических советов. Ни изложения конкретной методики обучения, ни системы последовательно усложняющихся заданий...
Как дети воспринимают и осваивают окружающий мир? Как развить творческое начало в каждом ребенке, помочь ему выразить себя? При каких педагогических условиях занятия искусством, межличностные отношения становятся средством самопознания, эмоционально-нравственного развития? Над этими и другими проблемами размышляет автор, писатель и педагог художественной студии, рассказывая о своем опыте общения с детьми.Для широкого круга читателей.
Это необыкновенная книга. Проза? Да, безусловно. Убеждает с первых же страниц. И дело не только в том, что ее автор, Елена Макарова, пишет так, что, начав читать, оторваться трудно. Это, так сказать, ее фирменная фишка. Но еще и в том – и это, быть может, даже важнее, – что характеры она лепит так, что в их достоверности невозможно усомниться. Это же можно сказать и об обстоятельствах, в которых живут и действуют герои. Немолодой уже женщине, живущей в Сиднее и давным-давно эмигрировавшей из России, приходит нежданная бандероль, а в ней – некий литературный текст о ней самой.
Роман написан от первого лица. Художница и педагог Фридл Дикер-Брандейс пересматривает свою жизнь после того, как ее физическое существование было прервано гибелью в газовой камере. В образе главной героини предстает судьба целого поколения европейских художников, чья юность пришлась на Первую, а зрелость на Вторую мировую войну. Фридл, ученица великих реформаторов искусства – И. Иттена, А. Шёнберга, В. Кандинского, и П. Клее – в концлагере учит детей рисованию. Вопреки всему она упорно верит в милосердие, высший разум и искусство.Елена Макарова – писатель, историк, искусствотерапевт, режиссер-документалист, куратор выставок.
Место действия романа — карантинный Иерусалим, город, в котором события ветхозаветной истории и потрясения недавнего прошлого существуют бок о бок. Паломники, возомнившие себя царями и мессиями, находятся на лечении у психиатра. В центре чумового карнавала — героиня, лишенная эго и потому не способная к самоидентификации. Она «ищет себя» в пустынном Иерусалиме и в документах нескольких поколений семьи, испытавшей весь ужас первых десятилетий Советской России. Герои прокладывают свои запутанные маршруты в прошлом и настоящем, их судьбы смешиваются и сливаются между собой, рифмуются с библейскими событиями, а вплетенные в ткань повествования документы, письма и дневниковые записи становятся картой, ведущей к обретению вечно ускользающего «я».
Николае Морару — современный румынский писатель старшего поколения, известный в нашей стране. В основе сюжета его крупного, многопланового романа трагическая судьба «неудобного» человека, правдолюбца, вступившего в борьбу с протекционизмом, демагогией и волюнтаризмом.
Творчество болгарского писателя-публициста Йото Крыстева — интересное, своеобразное явление в литературной жизни Болгарии. Все его произведения объединены темой патриотизма, темой героики борьбы за освобождение родины от иноземного ига. В рассказах под общим названием «Зерна гранита» показана руководящая роль БКП в свержении монархо-фашистской диктатуры в годы второй мировой войны и строительстве новой, социалистической Болгарии. Повесть «И не сказал ни слова» повествует о подвиге комсомольца-подпольщика, отдавшего жизнь за правое дело революции. Повесть «Солнце между вулканами» посвящена героической борьбе народа Никарагуа за свое национальное освобождение. Книга предназначена для широкого круга читателей.
В сборник вошли три повести современных писателей Кубы: Ноэля Наварро «Уровень вод», Мигеля Коссио «Брюмер» и Мигеля Барнета «Галисиец», в которых актуальность тематики сочетается с философским осмыслением действительности, размышлениями о человеческом предназначении, об ответственности за судьбу своей страны.