Вечный. Кровь Леса - [8]

   И долго мне ещё топать? По всем канонам нелюбимого мной жанра фэнтези герой, попадающий в иной мир, мгновенно оказывается в гуще событий, я же вместо того оказался в какой-то Беловежской пуще, где никаких событий не происходит... Выругавшись для поднятия боевого духа, я от души наподдал по какой-то коряге ногой.

   Зря я это сделал.

   Во-первых, я крепко ушиб ногу. Во-вторых, отлетевшая в сторону коряга обиделась, зашипела и вознамерилась проверить, каков я на вкус. В-третьих, к ней присоединились ещё три таких же.

   Что ж, вот тебе и события, чего хотел, в то и влетел... Я резво попятился, споткнулся, чуть не упал. Махнул дубинкой широко, слишком широко, и она улетела из руки... Светка живот надорвала бы от хохота...

   Оставшись безоружным, я сложил пальцы в неприличную фигуру:

   - Уйди, файерболом пришибу!

   Кажется, публику не впечатлило. Я махнул рукой, выкрикнув что-то вроде "Экспилорамус". Без какого-либо видимого эффекта. Что ж, фокусник был пьян, фокус не удался... Коряги подступили вплотную, и первая из них клацнула пастью в опасной близости от моих коленок.

   Пасть показалась мне очень большой.

   Боюсь, что я визжал, как девчонка, увидевшая дюжину крыс. И улепётывал, как нечестный бизнесмен от налогового инспектора. Трава цепляла ноги, листва хлестала по лицу, по рукам. Коряги нагоняли, я резко повернул, они проскочили мимо, я с треском проломился через густой колючий кустарник.

   И с головой ухнул в ледяную воду.

   Я вылетел на другой берег широкого ручья так быстро, что, казалось, почти не промок, и рванул дальше. Неизвестно, куда бы я убежал, если бы не плети ползучего растения, подставившие мне подножку.

   Грохнувшись во весь рост, я перевернулся на спину и наудачу пнул воздух, ожидая, что сейчас в ноги вопьются мелкие острые зубы...

   Не впились. Коряги суетились на том берегу, и только одна, кажется, именно та, которую я пнул, осмелилась спуститься к воде.

   Я по инерции повизжал ещё немного и заткнулся. Тварюшки либо не умеют плавать, либо, как нечисть, не могут пересечь бегущую воду. Или просто не желают мочить лапы. Их у каждой, кстати, насчитывалось ровно шесть.

   До этого дня мне никогда не встречались агрессивно настроенные коряги. Да и шестилапых зверей я видел только на картинках в старой детской книжке.

   Сердце ещё бешено колотилось, но я набрался смелости и подошёл ближе, с любопытством разглядывая тварь, от которой минуту назад удирал без оглядки. Нас разделяло метров десять водной глади.

   Больше всего тварь походила на небольшого худого и очень лохматого пса, облачённого в маскировочную сетку. Без шуток, пегая шерсть свалялась длинными прядями, в них запутались травинки, листва, и когда тварь не двигалась, она здорово смахивала на кучу мусора. В передней части тела имелось возвышение, которое с натяжкой можно было назвать головой. На ней зло сверкали маленькие глазки и скалилась усаженная мелкими зубами пасть. Морда самая мерзкая, так и просит кирпича. Ничего, счас обеспечим...

   Коряга взвизгнула точь-в-точь как пёс, которому попало сапогом пьяного хозяина, и метнулась прочь.

   - Получай, фашист, гранату! - нервное напряжение требовало разрядки. Зверюги давно разбежались, а я все орал, хохотал, матерился и швырялся камнями. Наконец, выдохшись, уселся на валун и принялся подсчитывать потери.

   Самой чувствительной утратой оказалась вдребезги разбитая робкая надежда, что здесь нет хищных зверей. На втором месте было... Мама дорогая!

   Очень осторожно я стянул правый ботинок. Кожа над каблуком была нарезана узкими аккуратными полосками, а закатанная штанина превратилась в сомнительной красоты кружева.

   Я проникся уважением к первым представителям фауны, встреченным мной в этом мире. Какие же зубы и челюсти надо иметь, чтобы прокусить насквозь несколько слоев джинсовой ткани, плотную кожу ботинка, устрашающий носок и оставить глубокие порезы на моей пятке!

   - В заповедных и дремучих страшных муромских лесах всяка нечисть бродит тучей и в проезжих сеет страх... - я хихикнул, снова как будто ледком обсыпало с ног до головы. Если бы милая зверюшка поранила вот это сухожилие над пяткой, я бы далеко не убежал. Как же оно называется? Кажется, что-то связанное с Гомером... Гомерическое сухожилие... Нет, гомерический - хохот. Примерно таким я только что распугивал лесное зверье и снимал стресс. Впрочем, нет, то был истерический.

   А сухожилие - ахиллесово.

   Отвлечённо размышляя над всякой фигнёй, я не сразу обратил внимание, что делают мои руки.

   Как я уже говорил, подорожника здесь не было. Зато было растение, похожее на небольшой разлапистый кактус. И сейчас мои руки как раз обламывали нижние листья с этого кактуса и смазывали царапины их клейким соком. Сок был вонючим и едким, щипался, но скоро я почувствовал себя лучше.

   А ещё я почувствовал недоумение по поводу того факта, что уже во второй раз делаю нечто незнакомое мне, словно само собой разумеющееся. Сначала ягоды, потом кактус... Возможно, я излишне привередлив, но я привык осознавать свои действия.

   Закончив с лечением, я занялся сознательными действиями. Разделся, оставшись в трусах, отжал одежду, раскидал по камням и кустам. Выломал себе дубинку взамен потерянной в ходе героической битвы с корягами. Распустил цепочку ключей с тяжёлой гайкой, приноравливаясь, взмахнул кистенём, маскирующимся под брелок для ключей.