...Вечности заложник - [147]
— Заходите, поможем, — говорит она.
Я еще робок, жду возражений, не могу поверить, что в этот раз все просто.
— А когда?
— В любое время.
— Мне удобно сейчас.
— Приезжайте...
Несколько секунд я гляжу на гудящую трубку. Может, розыгрыш?!
Господи, какой невозможной кажется теперь любезность! Готовы к услуге, не обругали. Мало того, я сам могу выбрать удобное для встречи время!
На улице хватаю такси и несусь на Петра Лаврова. Нет, не мистика, не обман. Девушка даже просит прощения, что не успела достать «дело» к моему приезду. Но это недолго. Вот стол, стул, лампа, сейчас она принесет.
Жду.
Картотека в соседней комнате, я слышу приближающиеся шаги. Беру картонную папку, благодарю — и... мгновенная тревога охватывает меня.
Долго смотрю на титульный лист и ничего не понимаю. Что это?! Может, ошибка? Нет, адрес и фамилия — все верно...
Сверху на титуле крупным типографским набором:
И ниже, от руки: умер 15 июля 1967 года.
Вот так так! Каким же образом Василий Павлович оказался пенсионером «персональным»?! Выходит, все рассказанное мной двойная неправда. Не только не голодал, не бедствовал, но находился под привилегированным покровительством, был одарен усиленной пенсией, щедро поддержан государством?..
— Что-то не так? — спрашивает любезный голос.
Ах, милая девушка, не так, конечно, не так, как мне хотелось бы! Теперь я совсем не знаю, как быть с моим поиском, все предыдущее разваливалось, распадалось.
Видимо, я бледнею, по крайней мере чувствую, как бусинки пота выступают на моем лбу.
— Это ваш родственник? Может, воды?..
— Нет, нет, спасибо...
Наконец, открываю первую страницу, вижу пожелтевшую за тридцать пробежавших лет справку.
Документ холодно извещает, что художнику Калужнину Василию Павловичу с первого января 1959 года (это даже не шестьдесят, а шестьдесят девятый год) назначается пенсия в двести пятьдесят (двадцать пять в новом исчислении) рублей в месяц.
Переворачиваю лист и обнаруживаю щедрую прибавку, помеченную первым января 1961 года, — еще шесть рублей. Выходит, в семьдесят один год пенсия Василия Павловича достигла тридцати одного рубля.
Не знаю, могло ли хватить «персональной» пенсии художника на хлеб и воду?!
Девушка все еще с тревогой наблюдает за мной, я показываю ей документ.
— Нормально! — смеется она. — Был, видимо, кризис с обычными бланками, а «персональных» избыток. Вот он и попал в «персональные».
Выходит, и после смерти мое милосердное государство продолжало «шутить» со своим измученным гражданином.
Снова разглядываю обложку «Дела», и вдруг... внезапная ироническая мысль заставляет меня улыбнуться: «А что, если так и назвать книгу — «Персональный пенсионер республиканского значения»? »
И тут же сомнение: нет, не стоит. Ирония и сарказм для такой трагической жизни?!
Но как же период благополучия Калужнина? Чем объяснить честные воспоминания двух учениц Василия Павловича?
Листаю страницы.
Ходатайство Художественного фонда СССР. Оказывается, «продолжительная, более тридцати лет, художественно-творческая, педагогическая и общественная деятельность Калужнина В. П. дает ему право на пенсию».
Рассматриваю еще лист и узнаю почерк Василия Павловича, это его «автобиография».
Бо́льшая часть мне уже известна из найденной раньше анкеты, но теперь последовательно выстроена вся трудовая жизнь. Главное, послевоенные годы.
«С 1944 по 1946 годы, — перечисляет Калужнин, — я работал преподавателем Ленинградского художественно-промышленного училища. С 1946 и по 1949 годы — преподаватель Архитектурно-художественного ремесленного училища в Ленинграде. С 1950 года — член Мурманского союза советских художников».
Я улыбаюсь. Мягко говоря, Василий Павлович слегка набивает себе цену в глазах ленинградского собеса. Членом Мурманского союза художников он не был, так как, известно, он не был с 1937 года вообще членом Союза художников, и второе, в Мурманске в 1950 году просто не было никаких художников, это и помогло Василию Павловичу оказаться в Заполярье.
Впрочем, все это я расскажу дальше, — мне предстоит встреча с Донатовым.
Удовлетворен я другим: с 1944 года и по 1950 год Калужнин постоянно работает. Даже скромной педагогической зарплаты людям тех лет еще хватало и на входной билет в Филармонию, и тем более — в Эрмитаж, и если уж кутить, то и на «палтус с лимоном» в городском ресторане...
Итак, не только из-за лирических воспоминаний направлялся я к Донатову. Интересовал меня механизм, при помощи которого неизвестный художник Калужнин, не член Союза, оказался в далеком Заполярье, бросив вполне благополучную работу, и заключил долгосрочный договор на достаточно выгодных, как нужно понимать, условиях.
Рассчитывал я и еще на одно: если договор был на два лица, то вдруг жив напарник, вот кто мог бы поведать недостающее!
Этим вопросом о договоре я, как почудилось, и сбил Донатова с его лирического повествования, заставил слегка насупиться, вспомнить подробности бывшего много лет назад одного исключительного обстоятельства.
...Мурманск после войны все еще стоял разрушенный, медленно съезжались на Север многочисленные вербованные переселенцы.
Вторая книга из известного цикла об октябренке Сане Дырочкине Весёлая повесть об октябрятах одной звездочки, которые стараются стать самостоятельными и учатся трудиться и отдыхать вместе.
Известный петербургский писатель Семен Ласкин посвятил семье Дырочкиных несколько своих произведений. Но замечательная история из жизни Сани Дырочкина, рассказанная от имени собаки Моти, не была опубликована при жизни автора. Эта ироничная и трогательная повесть много лет хранилась в архиве писателя и впервые была опубликована в журнале «Царское Село» № 2 в 2007 году. Книга подготовлена к печати сыном автора — Александром Ласкиным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Документальная повесть С. Ласкина «Вокруг дуэли» построена на основе новейших историко-архивных материалов, связанных с гибелью А. С. Пушкина.Автор — писатель и драматург — лично изучил документы, хранящиеся в семейном архиве Дантесов (Париж), в архиве графини Э. К. Мусиной-Пушкиной (Москва) и в архивах Санкт-Петербурга.В ходе исследования выявилась особая, зловещая роль в этой трагедии семьи графа Григория Александровича Строганова, считавшегося опекуном и благодетелем вдовы Пушкина Натальи Николаевны.Книга Семена Ласкина читается как литературный детектив.
Повести ленинградского писателя Семена Ласкина написаны о наших современниках. «На линии доктор Кулябкин» — повесть о враче «скорой помощи». Действие ее протекает за одно суточное дежурство, при этом раскрывается жизнь врача, человека скромного, бескомпромиссного, обладающего талантом доброты. О врачах же — повесть в рассказах «Несколько историй из врачебной практики», «Абсолютный слух» — повесть о школе, «Лестница» и «Боль других» — повести о молодежи, о поисках собственного пути в жизни. «Евдокия Леонтьевна» — повесть о простой русской женщине, полной любви к людям.
Около пятидесяти лет петербургский прозаик, драматург, сценарист Семен Ласкин (1930–2005) вел дневник. Двадцать четыре тетради вместили в себя огромное количество лиц и событий. Есть здесь «сквозные» герои, проходящие почти через все записи, – В. Аксенов, Г. Гор, И. Авербах, Д. Гранин, а есть встречи, не имевшие продолжения, но запомнившиеся навсегда, – с А. Ахматовой, И. Эренбургом, В. Кавериным. Всю жизнь Ласкин увлекался живописью, и рассказы о дружбе с петербургскими художниками А. Самохваловым, П. Кондратьевым, Р. Фрумаком, И. Зисманом образуют здесь отдельный сюжет.
Герой Советского Союза генерал армии Николай Фёдорович Ватутин по праву принадлежит к числу самых талантливых полководцев Великой Отечественной войны. Он внёс огромный вклад в развитие теории и практики контрнаступления, окружения и разгрома крупных группировок противника, осуществления быстрого и решительного манёвра войсками, действий подвижных групп фронта и армии, организации устойчивой и активной обороны. Его имя неразрывно связано с победами Красной армии под Сталинградом и на Курской дуге, при форсировании Днепра и освобождении Киева..
В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.
Книга «Школа штурмующих небо» — это документальный очерк о пятидесятилетнем пути Ейского военного училища. Ее страницы прежде всего посвящены младшему поколению воинов-авиаторов и всем тем, кто любит небо. В ней рассказывается о том, как военные летные кадры совершенствуют свое мастерство, готовятся с достоинством и честью защищать любимую Родину, завоевания Великого Октября.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.