Вечность - [42]

Нет уж, я не дам ему вешать мне лапшу на уши.

— Люди кончают с собой каждый день, — сказала я. — В одной только Америке таких случаев тридцать тысяч в год или около того. Ты действительно считаешь, будто он выбрал тебя именно поэтому? Я — нет. Это просто не логично. Совершенно ясно, что из всех возможных людей он выбрал именно тебя по особой причине, особенно если учесть, что ты знаменитость, так что это вообще было рискованно. А я говорю о разумной причине. Разумной.

Коул вдруг улыбнулся мне широкой улыбкой, изумительной в своей реальности.

— Ты мне нравишься, — заявил он. — Можешь остаться здесь.

— А где Сэм?

— Внизу.

— Спасибо, — сказала я. — Слушай… Оливия не появлялась?

Выражение его лица не изменилось, он явно ничего об этом не знал. У меня упало сердце.

— Кто? — переспросил он.

— Еще одна волчица, — пояснила я. — Моя подруга, ее тоже в прошлом году укусили. Мы с ней ровесницы.

При мысли об Оливии, переживающей в лесу то же, что пришлось пережить мне, у меня защемило сердце.

По лицу Коула промелькнуло странное выражение, но оно было слишком мимолетным, и я не успела никак его истолковать. Я не слишком хорошо разбиралась в чужих выражениях. Он отвел глаза, собрал в кучку какие-то бумаги, подровнял стопку и положил ее на место, после чего она немедленно развалилась снова.

— Не видел.

— Ясно, — сказала я. — Пойду тогда поищу Сэма.

Я двинулась к двери, ощущая, как в груди разливается нервозный холодок. Сэм тут, я тоже тут, и я вполне прочно вернулась в свое человеческое обличье. Меня вдруг охватил иррациональный страх: а если при теперешней нашей встрече все будет как-то по-другому? А вдруг то, что я чувствую, не будет соответствовать тому, что я увижу, или его чувства ко мне успели измениться? А вдруг нам придется заново начинать все с чистого листа? Я понимала беспочвенность своих страхов и в то же время была уверена, что не избавлюсь от них, пока снова не увижу Сэма.

— Грейс, — окликнул меня Коул, когда я была уже на самом пороге.

Я остановилась. Он пожал плечами.

— А, неважно.

Когда я вышла в коридор, Коул уже снова растянулся на постели посреди бумаг, окруженный всем, что осталось после Бека. Под толщей всех этих чужих воспоминаний и слов так легко было растеряться и пойти ко дну, но его, как бакен на воде, поддерживала на плаву боль, которая поселилась здесь раньше его.

26 ИЗАБЕЛ

Всякий раз, когда я куда-нибудь везла родителей, мое водительское мастерство почему-то утрачивалось. Несмотря на мой стаж за рулем, стоило кому-то из них усесться на пассажирское место, как я начинала тормозить слишком резко, поворачивала раньше времени и неизменно задевала кнопку включения дворников, когда тянулась настроить радио. И хотя всегда терпеть не могла разговаривать с людьми, которые не способны меня услышать (единственным выдающимся исключением был Сэм Рот), в присутствии родителей я почему-то принималась брюзжать по поводу медлительности едущих впереди, высмеивать дурацкие надписи на чужих номерных табличках и отпускать язвительные комментарии в адрес любителей включать поворотники чуть не за две мили до нужного поворота.

Именно поэтому, увидев в свете фар на обочине впереди наполовину съехавший в кювет грузовик, я фыркнула:

— Ювелирная парковка, ничего не скажешь.

Мама, разомлевшая и благодушная от выпитого вина и позднего времени, вдруг встрепенулась.

— Притормози рядом, Изабел. Вдруг им нужна помощь?

Мне сейчас хотелось только оказаться дома и позвонить Сэму или Коулу, узнать, как там Грейс. До дома оставалось всего две мили. Какая несправедливость со стороны мироздания! В свете фар злополучный грузовичок выглядел как-то подозрительно.

— Мама, ты сама учила меня никогда не останавливаться на шоссе, чтобы, не дай бог, не изнасиловали или какой-нибудь демократ не задурил голову.

Мама покачала головой и вытащила из сумочки пудреницу.

— Ничего подобного я не говорила. Это вполне в духе твоего отца. — Она откинула крышку и взглянула на себя в зеркальце. — Я бы сказала «либертарианец».

Я сбросила скорость до черепашьей. Грузовик — это оказался пикап — был припаркован так небрежно, будто принадлежал пьянице, который выскочил проблеваться с перепоя.

— И вообще, чем мы можем им помочь? У нас не получится… сменить покрышку.

Я умолкла, пытаясь придумать, чего ради кому-то могла понадобиться остановка на шоссе, если не для того, чтобы проблеваться.

— Там полицейский, — сказала мама.

И точно, рядом на обочине стояла еще и полицейская машина; ее просто не было видно из-за грузовика.

— Возможно, им нужна медицинская помощь, — добавила мама будничным тоном.

Мама постоянно мечтала о том, чтобы кому-нибудь понадобилась медицинская помощь. Когда я была маленькой, она всегда рвалась оказать первую помощь, если кто-то ушибался на детской площадке. Если мы заходили перекусить в ресторан быстрого питания, она бдительно следила за поварами на тот случай, если на кухне разразится какое-нибудь несчастье. В Калифорнии она неизменно останавливалась, увидев на улице аварию. Как у супер-героя, ее коронной репликой была: «Никому не нужна помощь? Я врач!» Отец как-то попросил меня быть к матери снисходительней, потому что из-за семейных проблем ее путь к врачебному диплому был тернистым и теперь она просто радовалась возможности сообщить окружающим о своей профессии. Положим, я понимала ее тягу к самореализации, но думала, что она уже давно избавилась от этого комплекса.