Вечность - [25]

— Трико? — переспросил я.

— Ну да, как у всех супергероев, — пояснил Коул. — Сэм Рот, оборотень ночью, специалист в области книготорговли днем. И еще, наверное, тебе нужен плащ.

— А как же, — отозвался я, отпирая дверь. — В нашей стране такой ужасающе низкий процент читающего населения, что без плаща не продашь и кулинарной книги. Если кто-нибудь придет, не маячь на виду, ладно?

— Те, кто ходит по книжным магазинам, меня точно не узнают, — хмыкнул Коул. — Главный вход в вашей лавке такой же затрапезный, как и служебный?

Все магазины на улице выходили в один и тот же узкий проезд, заставленный разрисованными помойными бачками, заросший пышным бурьяном и усеянный полиэтиленовыми пакетами, избежавшими гибели и зацепившимися за основания лестниц. Сюда не заходил никто, кроме владельцев и персонала; эта разруха мне даже нравилась — все было в таком состоянии, что я не чувствовал себя обязанным попытаться навести порядок.

— С этой стороны магазин все равно никто не видит, — пожал я плечами — Какая разница, как он выглядит?

— Примерно как шестой трек в альбоме. — Коул ухмыльнулся какой-то одному ему понятной шутке. Есть ли у нас план, мистер Фикс?[5]

Я открыл дверь.

— План? Я работаю до обеда. Изабел обещала забежать, рассказать, что ей удалось разузнать со вчерашнего вечера. Потом, может быть, я натяну тебе на голову мешок и мы сходим куда-нибудь перекусить.

Вся подсобка была завалена бумагой и коробками, приготовленными на выброс. Я аккуратистом никогда не был, а Кэрин, владелица магазина, завела замысловатую систему ведения документации, разобраться в которой было под силу лишь ей самой. Когда Грейс впервые увидела бедлам в подсобке, она пришла в ужас. Коул же принялся задумчиво разглядывать канцелярский нож и стопку перехваченных резинкой закладок, пока я включал свет.

— Положи, где взял, — велел я.

Пока я готовился к открытию магазина, Коул повсюду таскался за мной по пятам, заложив руки за спину, как сорванец, которому строго-настрого приказали ничего не испортить. Он выглядел тут совершенно чужеродно, холеный дерзкий хищник, крадущийся между залитых солнцем стеллажей, которые рядом с ним выглядели грубой поделкой деревенского плотника. Интересно, он сознательно напускал на себя такой вид или это было побочное действие его самоощущения? А еще больше меня занимал вопрос, может ли человек подобного склада, пламенное солнце, жить в таком городке, как Мерси-Фоллз.

Я перехватил пристальный взгляд Коула и смутился. Потом открыл переднюю дверь, настроил кассу, включил музыку. Обстановка магазина едва ли была в его вкусе, но когда он стал оглядываться вокруг, меня охватила гордость. В это место было вложено немало моей души.

Внимание Коула привлекла застланная ковром лестница в дальней части магазина.

— Что там, наверху? — поинтересовался он.

— Поэзия и кое-какие специальные издания.

А также воспоминания о нас с Грейс, слишком пронзительные, чтобы переживать их заново в эту минуту.

Коул взял с полки какой-то женский романчик, рассеянно его пролистал и сунул обратно. Он пробыл здесь пять минут и уже маялся от скуки. Я взглянул на часы, узнать, сколько осталось до того момента, когда Кэрин придет меня сменить. Внезапно эти четыре часа показались очень долгими. Из каких филантропических побуждений я притащил сюда Коула?

И тут, отвернувшись к кассе, я краем глаза кое-что заметил. Это был один из тех мимолетных взглядов, когда впоследствии изумляешься: как много, оказывается, ты успел ухватить за единственный миг. Один из тех взглядов, когда вместо ожидаемой, ничего не значащей картинки получаешь моментальный снимок, намертво врезающийся в память. Это была Эми Брисбен, которая как раз в эту секунду проходила мимо нашей витрины к себе в студию. Одной рукой она придерживала ремешок сумочки, переброшенный через плечо, как будто опасалась, что та в любой миг может съехать. На ней был светлый газовый шарф, а на лице застыло отсутствующее выражение, какое принимают, когда хотят стать незаметной. По этому выражению я немедленно понял: она слышала про девушку, которую нашли в лесу, и теперь гадает, не Грейс ли это.

Я обязан был сказать ей, что это не ее дочь.

Вот только крови мне Брисбены попортили немало. Я прекрасно помнил, как Льюис Брисбен влепил мне оплеуху в больнице. Как меня посреди ночи вышвырнули из их дома. Как мне запретили видеться с Грейс, потому что им вдруг взбрело в голову изображать из себя заботливых родителей. Они лишили меня того немногого, что еще оставалось.

Но у Эми Брисбен было такое лицо… оно все еще стояло у меня перед глазами, хотя она уже прошла своей чеканной походкой мимо магазина.

Они пытались убедить Грейс, что я — мимолетное увлечение.

Я грохнул кулаком по ладони, потом еще и еще раз. Меня разрывало на части. Коул внимательно наблюдал за мной.

Это отсутствующее выражение… в последнее время у меня самого было точно такое же.

Они испортили ей последние дни, когда она еще оставалась человеком, еще была Грейс. А произошло это из-за меня.

Это было невыносимо. Я понимал, чего хочу, и осознавал, что в такой ситуации было бы правильным. Так вот, мои желания никак не могли быть отнесены к разряду правильных, и меня это мучило.