Вечная тайна любви - [26]

Грэг был поджарый и очень сильный. Когда он целовал ее, она чувствовала его губы, язык и зубы. Он целовался так, будто это был его первый и последний поцелуй.

Луиза потеряла способность рассуждать здраво — и в этом была его, Грэга, вина. Тело его сотрясалось от овладевшего им желания. Она видела его глаза — черные, блестящие, глаза одинокого человека. И она слишком долго была одна. А сейчас внезапно поняла боль этой родственной души.

Она отдавалась ему бездумно, словно это все происходило не с ней самой. Это ощущение усиливалось объявшей их ночью, грозой и беспрерывным шумом дождя. Она чувствовала его язык, блуждавший в поисках наслаждения по потаенным уголкам ее рта. Она чувствовала его нетерпеливые руки, которые скользили вниз, к ее бедрам, и которые все сильнее и крепче прижимали ее. В ней самой волной поднималось желание… Это было удивительно. Что-то яркое расцветало в ее воображении, но она не давала себе труда понять, что это такое.

Желание уже овладело ею и все нарастало. Хотелось без остатка отдаться этому роскошному чувству… Такого с ней никогда не было, да и быть не могло. С помощью Грэга она вступала в неведомые сферы, в пределы того, что запретно. Ей хотелось, чтобы он коснулся руками самых интимных частей ее тела. Ей хотелось ощущать восстание его плоти. От его страстных поцелуев уже болела ее шея, но она хотела чувствовать эту боль. Она принадлежала ему… вся. Рот, руки, пальцы на ногах, каждая клеточка ее тела. Она не возражала, хотя ей было больно. Но эта боль исходила от Грэга.

Когда он оторвался от ее губ, Луиза вдруг почувствовала себя ужасно слабой. И испуганной. Грэг осторожно дотронулся пальцами до ее лица. Она ощущала его тяжелое дыхание.

— Я хочу тебя, — сказал он хриплым шепотом. — Я не имею права просить тебя об этом, но я прошу тебя, Луиза: позволь мне тебя любить.

5

Дождь продолжал лить как из ведра. Луиза видела только темные глаза Грэга, ставшие еще темнее от охватившего его желания. Он ждал. Он сказал: «Позволь мне тебя любить», и слова его эхом звенели у нее в голове. Они породили в ней тысячу чувств: желание, надежду, отчаяние, удивление, потребность в любви и многое другое, что было глубоко интимным и не имело названия, да оно и не требовалось.

Луиза дотронулась рукой до его щеки и сделала шаг назад.

— Не могу, — тихо произнесла она.

— Почему?

— Не могу, — повторила она.

После того что с ними произошло, этот ответ не устраивал обоих, но ей нечего было больше сказать. Ей пришлось отвернуться, чтобы не видеть глаза Грэга.

Она порылась в кармане в поисках ключа от лаборатории. Словно ничего между ними не произошло, Луиза открыла дверь и проверила, плотно ли закрыты шторы. После этого она включила свет и начала вносить клетки с раковинами. От намокших сетей на полу образовались лужи.

Луиза прошла в небольшую ванную комнату и заперла за собой дверь. Ей снова хотелось почувствовать его губы. Хотелось оказаться в его объятиях. Грэг, должно быть, отчаянно страстный любовник. Требовательный. Нетерпеливый. И ей хотелось такой любви… его любви.

Она принялась яростно причесываться, не жалея волос. Затем отвернулась от зеркала.

Лу, а почему бы тебе просто не раздеться? — подумала она. Пойди и покажи ему свои прекрасные рубцы на теле. Уж наверняка все его желания исчезнут в мгновение ока, и голова у тебя не будет об этом болеть.

Она представила себе, как увидит в его глазах жалость, и ей стало не по себе.

К тому времени, когда она вернулась в лабораторию, Грэг уже налил воду в кипятильник, чтобы приготовить кофе, а сам принялся за работу. Прошлые ночи они все время работали вместе. Он вскрывал раковины, удалял желеобразную массу. Луиза извлекала жемчужины, тщательно их очищала, а затем определяла их качество.

Они занимались делом приблизительно в течение часа. Затем Грэгори стал приводить все в порядок. Луиза включила специальное освещение над своим рабочим столом и надела на голову увеличительное стекло на широкой черной ленте, с помощью которого принялась изучать ночной «улов».

Лупа увеличивала каждую жемчужину в десять раз. В задачу Луизы входило обнаружить возможные вздутия, пузырьки, вмятины и горизонтальные царапины, которые были характерными изъянами для культивируемого жемчуга.

Почувствовав руку Грэга на своем плече, Луиза не шелохнулась. Каждая клеточка ее тела как бы замерла.

— Ну? И как вы оцениваете нашу сегодняшнюю добычу? — спросил Грэгори небрежным тоном.

— Жемчуг великолепный. — Луиза оторвалась от лупы и с раздражением добавила: — Грэг, поймите, это нечто из ряда вон выходящее.

— Ну, так скажите мне, в чем дело.

— Культивируемый жемчуг почти всегда бывает сферическим по форме, без заметных отклонений. Кроме того, жемчужины никогда не имеют такого насыщенного черного цвета. За исключением специально окрашенных. Мне неважно, о каком жемчуге идет речь, но жемчужницы не способны давать жемчуг одинаковых оттенков. А второе касается их размеров. Частично величина жемчужины, очевидно, зависит от размера искусственного ядрышка, которое вводится в раковину.

И между тем все ваши жемчужины достигают в диаметре десяти миллиметров. А ведь известно, что даже за три года совершенно невозможно вырастить жемчужину таких размеров. Правда, по цвету эти не слишком, на мой взгляд, отличаются от контрольной партии жемчуга, полученного прошлой ночью.