Вечная тайна лабиринта - [48]

Когда речь заходит о лабиринтах, снова и снова повторяется один и тот же вопрос, которому столько же лет, сколько Тесею: как же отсюда выбраться? Часто этот вопрос оказывается куда более насущным, чем вопрос о том, как добраться до центра. Гаррис полагал, что, чтобы выйти из лабиринта, нужно воспользоваться специальным трюком (все время сворачивать направо). Тот, кто водрузил статую Минервы на башню в вилле Пизани, видимо, полагал, что пройти лабиринт — значит проявить мудрость или изобретательность. Оба они ошибались. Никакого верного приема здесь нет. Попав в лабиринт, мы оказываемся во власти фантазий его создателя. Конечно, если у человека есть масса свободного времени (и немного любви к приключениям), можно воспользоваться освященной веками техникой «рука на стене», которая действительно выручает в относительно простых лабиринтах. Фокус заключается в том, чтобы положить одну ладонь (подойдет любая) на стену лабиринта и идти вдоль стены, словно в темноте, все время ее придерживаясь и поворачивая вместе с ней. Таким образом вы обойдете все тупики, возвращаясь из них туда же, откуда пришли, и немедленно попадая в следующий. В конце концов, рано или поздно, вы окажетесь в центре — возможно, с ободранной в кровь ладонью. Таким же непривлекательным представляется и другой способ, при котором все необходимые повороты разучиваются заранее — по карте.

Садовый лабиринт в Чивнинге (графство Кент, Англия)

Многие знают, что «секрет» Хэмптон-Кортского лабиринта состоит в том, чтобы повернуть налево сразу, как только войдешь, два раза свернуть направо, а потом все время поворачивать налево, пока не встретишь два белых дуба, которые растут в самом центре. (Тех, кто не считает левые повороты, приключения догонят уже на обратном пути.) Но авторы лабиринтов с давних пор научились сбивать с толку любителей пожульничать. Четвертый герцог Стэнхоупский славен тем, что дополнял свои лабиринты «островами» — чтобы еще больше запутать идущего. Острова — это миниатюрные лабиринты в составе большого лабиринта, которые не соединяются с основным общей стеной, и поэтому поклонники приема «рука на стене» здесь сначала ходят и ходят кругами и в конечном итоге отправляются обратно ко входу. Острова могут быть простыми, как одиночный, отдельно стоящий меандр. В 1820-х годах герцог, большой любитель математики, построил как минимум три лабиринта в своем поместье в Чивнинге, графство Кент. На первый взгляд они кажутся похожими на уже знакомые нам — даже, если честно, слишком знакомые — римские напольные лабиринты, но в действительности центр здесь отгорожен «островами», и благодаря им создается впечатление, что добраться до него сложнее, чем на самом деле. Только один из трех сохранился.

Но кому нужен простой лабиринт? Как понял Ларри Уэллер во время своего медового месяца, весь смысл лабиринта — именно в том, чтобы заблудиться, причем заблудиться основательно, а потом снова найтись. Это похоже на то смешение чувства опасности и сменяющего его облегчения, которое заставляет путешественников отправляться без карты в прогулки по городам-лабиринтам, таким как Венеция или марокканский Фес.

Лабиринтовый бум — по крайней мере, первая его волна — не пережил XVIII век. Хотя эксцентрики, антиквары и энтузиасты вроде герцога Стэнхоупского продолжали строить новые путаницы, садовая мода кардинальным образом изменилась, сначала в Англии, а затем — по всей Европе. Возможно, во всем виноваты недавно обнаруженные (или, по крайней мере, недавно замеченные) китайские сады с их восхитительной искусственной «дикостью». А может быть, на ситуацию повлияли философы вроде Руссо с их речами о свободе и возврату к природе. Или, может, просто нужный человек в нужный момент взглянул на деревья и озера и увидел в них не пугающую дикую глушь, а прекрасный пейзаж. Так или иначе, к середине века английские ландшафтные архитекторы — такие, как Уильям Кент и Ланселот Браун по прозвищу Способный — срывали с земли такие «противоестественные» приспособления, как заборы, стены и лабиринты, заменяя их озерами, водопадами, холмами и цветущими рощами, еще более искусно безыскусственными, чем все, что придумал Создатель. Браун Способный служил королевским садовником и жил в Хэмптон-Корте с 1764 по 1783 год. Принято считать, что лабиринт уцелел только благодаря тому, что Брауну было наказано — возможно, даже самим королем — держать свои руки (и садовые ножницы) подальше от лабиринта.

Уильям Кент провозгласил: «Вся природа — это сад», а Исаак Уэр («Об Управлении промышленным строительством ее величества» — значится на титульной странице его книги «Полное собрание архитектуры») низвергал то, что он называл «змейками», с их «закрученными замысловатыми» узкими тропинками и плотно сомкнутыми кустами. От всего этого, по его словам, было «неприятно, сыро и темно». Или, если воспользоваться другой его фразой, лабиринты были местом «неприрученной темноты и ужасающей сырости». Словом, ничего похожего на нормальный сад.

Лабиринты, как уже упоминалось выше, по природе своей искусственны. Они — один из самых первых признаков победы человеческого интеллекта над «естественными» формами. Если садовые лабиринты были приметой урбанизации сада — ведь теперь по нему ходили пешеходы, которые играли на его узких проходах и аллеях, — их разрушение было логическим результатом нового восхваления природы и естественности, каким бы романтическим оно ни представлялось.