Вечная тайна лабиринта - [30]
Но все же больше всего это было похоже на дорогу в Иерусалим — и не в тот укрепленный город на холме в Иудейской пустыне, а в Новый Иерусалим, Град Божий, описанный в предпоследней главе последней книги Библии как город, спустившийся с небес, «приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего»[27]. Место, которое святой Павел описал словами, впоследствии позаимствованными Гертрудой Стайн: «матерь всем нам»[28]. А в глубине фантасмагорических и едва ли не галлюциногенных строф эпической поэмы Уильяма Блейка «Иерусалим» (1804) укрыты четыре простые строчки, связывающие лабиринт и Новый Иерусалим нитью Ариадны. Они адресованы «К христианам»[29]:
Давайте взглянем еще раз на Марра Mundi, гигантскую карту мира XIII века, хранящуюся в соборе Херефорда. Как уже говорилось в первой главе, карта — круглая и, как на большинстве средневековых карт, восток у нее наверху, запад — внизу, север — слева, а юг — справа. Если бы вы держали карту перед собой, проникая через западные ворота в Шартрский, Амьенский или любой другой лабиринтный собор, ее расклад был бы правильным: противоположная от входа стена собора выходит на восток, и точно так же напротив вас оказался бы восток на карте. И вход в лабиринт тоже был бы прямо перед вами. Если бы лабиринт сам был круглой картой, вы бы стояли у западного края мира, позади Геркулесовых столпов — Гибралтарского пролива. Посередине лабиринта — его центр, ciel, точь-в-точь как Иерусалим — центр карты. Прямо по курсу, в восточной глубине собора расположен высокий алтарь, в то время как на восточной верхней части карты — на краю мира — значится Эдем.
В средневековой географии запад — место мертвых. Выражение «двигаться на запад» и в самом деле использовалось в значении «умирать» довольно долго — вплоть до двадцатого столетия. На внутренних западных стенах церквей и соборов традиционно изображают сцены Страшного суда: Иисус, в роли судьи, посылает спасенных направо, а проклятых — налево. Жестокость наказания варьируется от собора к собору. Мозаики XII и XIII веков на задней стене базилики на острове Торчелло в венецианской лагуне изображают головы, части тела, зверски оторванные и горящие в вечном огне, и змей, проползающих сквозь пустые глазницы. А не так далеко, в Падуе, более гуманистическая фреска Джотто на задней стене Капеллы дель Арена изображает робкого грешника, прячущегося за деревом. Ну а шартрский Страшный суд — это и не гротеск, и не мягкое предупреждение: здесь он проступает на темных витражах большого окна-розы.
Человек, входящий в шартрский лабиринт, сначала двигается по направлению к ciel, затем вынужден повернуть налево (в направлении проклятых), потом — направо (к спасенным), затем снова налево, откуда уже рукой подать до больших круглых лепестков, окаймляющих центральный круг. Потом — опять с такой же быстротой — человека отбрасывает от цели, и, в силу особой структуры лабиринта, он словно движется все дальше и дальше от центра. Высоко над западной стороной (в области мертвых) человек видит, что в центре окна-розы находится фигура Иисуса: и Он здесь не на кресте (хотя в Шартре есть несколько изображений распятия), но показывает раны, нанесенные Ему во время Его пребывания на земле, — кровавые раны от гвоздей на ступнях и ладонях, рваный разрез на боку — от острия копья. Время от времени, по мере продвижения на восток, идущему на глаза попадается алтарь — место священников и Святых Даров, но все же большая часть пути лабиринта движется в направлении запада, через грешный мир простых людей. Слева и справа, на витражах, подаренных средневековыми гильдиями, изображены сцены повседневной жизни — люди торгуют обувью, подковывают лошадей. А с высокого круглого окна за судом наблюдают ангелы и апостолы — в то время как архангел Михаил (который, как считалось, еще и спускался к душам в ад) помогает судье Иисусу. Демоны гонят проклятых прочь с помощью орудий, которые американские фермеры назвали бы сенными вилами. Ад и сам зияет — как настоящий, широко раскрытый зубастый рот. Если лабиринт и в самом деле представлял собой средневековую карту мира, человек, идущий по нему, имел возможность посетить или пройти мимо любой страны, континента или острова. Ну и наконец, от самого удаленного от центра кольца тропа совершает резкий поворот (под прямым углом) в сторону востока, и после еще нескольких быстрых поворотов идущий по ней человек, отвернувшись от смерти и суда и обратясь к алтарю и вечной жизни, входит в круг (ведь и Иерусалим на Марра Mundi— тоже круг) Священного города, del, Нового Иерусалима — «матери всем нам», по словам святого Павла.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Яды сопровождали и сопровождают человека с древнейших времен. Более того: сама жизнь на Земле зародилась в результате «отравления» ее атмосферы кислородом… Именно благодаря зыбкости границы между живым и неживым, химией и историей яды вызывали такой жгучий интерес во все времена. Фараоны и президенты, могучие воины и секретные агенты, утонченные философы и заурядные обыватели — все могут пасть жертвой этих «тихих убийц». Причем не всегда они убивают по чьему-то злому умыслу: на протяжении веков люди окружали себя множеством вещей, не подозревая о смертельной опасности, которая в них таится.
«Счастье, если в детстве у нас хороший слух: если мы слышим, как красота, любовь и бесполезность громко славят друг друга каждую минуту, из каждого уголка мира природы», — пишет американская писательница Шарман Эпт Рассел в своем «Романе с бабочками». На страницах этой элегантной книги все персонажи равны и все равно интересны: и коварные паразиты-наездники, подстерегающие гусеницу, и бабочки-королевы, сплетающиеся в восьмичасовом постбрачном полете, и английская натуралистка XVIII столетия Элинор Глэнвилль, которую за ее страсть к чешуекрылым ославили сумасшедшей, и американский профессор Владимир Набоков, читающий лекцию о бабочках ошарашенным студентам-славистам.
За грандиозными событиями конца XV века — завоеванием Константинополя турками, открытием Америки, окончанием Столетней войны — можно было и не заметить изобретения вилки, столь привычного для нас сегодня предмета домашнего обихода.Джованни Ребора, известный экономист, профессор университета Генуи и специалист по истории мировой кулинарии, посвятил свое увлекательное исследование тому, что и как ели в Европе Нового времени. Ребора исследует эпоху, когда люди обнаруживали в еде нечто большее, чем процесс физического насыщения, когда постепенно зарождались представления о гастрономии как искусстве, науке и ремесле, когда утверждались современные гастрономические навыки и технологии, современные правила и традиции поведения за столом.
Не двусмысленную «жопу», не грубую «задницу», не стыдливые «ягодицы» — именно попу, загадочную и нежную, воспевает в своей «Краткой истории...» французский писатель и журналист Жан-Люк Энниг. Попа — не просто одна из самых привлекательных частей тела: это еще и один из самых заметных и значительных феноменов, составляющих важнейшее культурное достояние человечества. История, мода, этика, искусство, литература, психология, этология — нигде не обошлось без попы. От «выразительного, как солнце» зада обезьяны к живописующему дерьмо Сальвадору Дали, от маркиза де Сада к доктору Фрейду, от турнюра к «змееподобному корсету», от австралопитека к современным модным дизайнерам — таков прихотливый путь, который прошла человеческая попа.