Вечная молодость - [9]

Потом пришел момент, когда отправились в голубую даль и мои волосы. Никаких тяжких болезней у меня не было, разве что какие-то мелкие недомогания, но волосы стали выпадать толстыми прядями, и я страшно перепугалась, отнюдь не желая сравниться с нашим тогдашним премьер-министром. И тут, вспомнив о Вандиной касторке, я кинулась проводить курс лечения, с той только разницей, что мне не приходилось жертвовать субботами и воскресеньями, не говоря уже о том, что означает вечер выходного дня для молоденькой девушки, а что – для многодетной матери. Мне нужен был только свободный вечер дома, потому что как-то нелепо выходить на улицу с полотенцем на голове; я держала эту касторку на голове часов пять или около того, потом мыла голову и спала для разнообразия на бигуди. Эта китайская пытка знакома всем женщинам. Я выдержала три месяца, результат был такой же, как у Ванды: при самом сильном дерганье вылезал от силы волосок, ну, два. Через пару лет ситуация повторилась, я снова бросилась на касторку, и она снова потрясающе помогла.

Я авторитетно утверждаю, что нет лучшего лекарства для волос, касторка действует безотказно и сулит только два неудобства. Во-первых, каждое мытье головы – а делать это надо минимум раз в неделю – отнимает семь часов, и, во-вторых, это форменное несчастье для натуральных блондинок. Под влиянием касторки волосы слегка темнеют и выглядят так, словно отрастают после окраски. Зато, вопреки всем опасениям, волосы совершенно ничем не воняют и без труда отмываются, если не жалеть шампуня и горячей воды.

Там же, в «Энергопроекте», произошла история с пани Генрикой, и ее я тоже считаю назиданием для всех. Надеюсь, что пани Генрика мне простит.

Пани Генрика в свои тридцать два года была вдовой, работала она чертежницей. Она успела закрепиться на работе еще в те времена, когда чертежникам платили сдельно, зарабатывала очень хорошо, зато вид у нее был ужасный.

Если описывать ее сверху, то темные завитые волосы на темени у нее были прилизаны так, что голова выглядела словно бы наполовину срезанной. Возле ушей, наоборот, волосы торчали во все стороны. Лицо она не красила, носила жуткий халат, толстый и засаленный, на ногах – чулки в резиночку и дешевые полуботинки на низком каблуке. В общем, ни дать ни взять провинциальная учительница, совершенно махнувшая на себя рукой.

Она призналась мне, что ее муж, за которым ей пришлось в течение нескольких лет ухаживать, был старше ее на тридцать восемь лет, и замуж за него она вышла не из страстной любви, а из уважения и восхищения. Она идолопоклоннически обожала в нем мудрость и характер, но почти десять лет вела с ним очень трудную жизнь: оказалось, что он болен раком. Он все больше слабел, умирал тяжело и долго, до конца не потеряв своих благородных черт.

Пани Генрика не без причины рассказывала мне все это. Однажды в командировке она встретила молодого парня, который ей понравился. Ничего такого не последовало, но она вдруг сделала для себя открытие.

– И понимаете, – говорила она с умилением и немного смущенно, – когда он схватил мой чемодан... Я обомлела. Мне же в голову не приходило, что мужчина может носить чемоданы, ведь всегда их таскала я, а он так легко это сделал, что у меня просто дух захватило...

Мы обе с уже описанной ранее Данусей, которая потом вышла замуж за египтянина, решили вдруг сделать из пани Генрики молодую женщину. Неделю-другую она сопротивлялась, но в конце концов поддалась нашему нажиму. Я погнала ее к парикмахеру, ее подстригли и причесали под Симону Синьоре. Дануся помчалась с ней вместе в комиссионный магазин – единственное место, где можно было в те времена купить что-нибудь приличное, и они отхватили роскошное платье и элегантные туфли. Пани Генрика на этом не остановилась: она подкрасилась, нацепила белые клипсы и в таком виде заявилась в конструкторское бюро. Она мигом расцвела, как роза, поскольку в коридоре ее не узнали двое мужчин из того же самого бюро.

– Да ведь это красивая женщина! – возопил по том при мне один из них, совершенно остолбеневший.

Пани Генрика помолодела лет на пять, привыкла к своей новой внешности и решила так держать! В очередной командировке она снова познакомилась с каким-то парнем и пришла ко мне поделиться и посоветоваться.

В виде отступления хочу обратить ваше внимание на то, что обо всех тайнах, которыми со мной тогда делились, я на протяжении сорока лет не пикнула никому ни словечка. Но ведь теперь прошло уже сорок лет, истекли все сроки давности, а?..

Вернусь к пани Генрике.

– Не знаю, что и делать, – сказала она мне. – Он в меня, похоже, влюбился, совсем голову потерял, а я стараюсь крепиться по мере сил, но я тоже влюбилась.

– Ну и отлично, – похвалила я. – И что?

– Да что вы, что ж тут хорошего? Он же моложе меня на семь лет!

– А он об этом знает?

– Даже не догадывается. Он думает, что мне лет двадцать пять-двадцать семь. Ума не приложу, как мне быть.

– Дать себя соблазнить, – твердо посоветовала я. – А признаться в своем возрасте только тогда, когда он окончательно с ума сойдет.

Пани Генрика загрустила.

– Но ведь он меня бросит. Еще пять лет – и мне будет тридцать семь, а ему всего лишь тридцать, он кинется на молоденьких, и что дальше?