Вечная мадонна - [2]

Да, Лиза не пощадила сестру. С тем же наивным видом она рассказала, что человек, которому отказала Екатерина, чем и разбила его сердце, это Алексей Лопухин, ну, тот самый, который то и дело езживал к ним прошлым годом, да и месяц назад был в Петербурге, а потом исчез, бесследно пропал. Ну а злонравный искуситель — не кто иной, как молодой Лермонтов, ну этот стихоплет, забавный юнец, Мишель! Сделала ли Лиза свое признание по глупости или потому, что завидовала прекрасным черным глазам старшей сестры и ее успехам в свете, — это теперь не суть важно.

Боже ты мой, что началось после ее рассказа! Открыли стол Екатерины, перешарили все в ее шкатулке, перелистали все ее книги и тетради… Ничего не нашли и от этого разгневались еще пуще. Дядюшка с тетушкой поочередно допрашивали всех лакеев, всех девушек: не была ли Екатерина в переписке с Лермонтовым, не целовалась ли с ним, не имела ли с ним тайного свидания? Екатерина то краснела от стыда, то вскипала от ярости, потому что родственники чернили боготворимого ею человека, возводили на него позорную напраслину и совершенно не желали слушать о том, что их с Лермонтовым помыслы были чисты, чисты, чисты!

— Дыма без огня не бывает, — только и твердили они, и взгляды тетушки уже стали такими пронзительными, словно она желала проникнуть под платье племянницы и проверить, а не располнела ли она в талии.

Ночь прошла в слезах. Екатерину стерегли, и утро не принесло облегчения: с ней не говорили, на нее не смотрели (хотя и зорко караулили), ей не позволили обедать за общим столом, как будто ее присутствие могло кого-то осквернить и замарать.

Конечно, это ее ранило, но не слишком. Она ждала одного: чтобы появился возлюбленный, чтобы успокоил, уверил в любви. Если все обвинения ложны, если Мишель любит ее по-прежнему — она все, все вытерпит!

И он появился. Появился, словно услышал ее зов.

Лакей доложил: приехал-де господин Лермонтов.

— Не принимать! — заявила тетушка.

Однако Лермонтов, словно почуяв неладное, настаивал, начал шуметь в лакейской, говорил, что не уйдет, не повидавшись с Екатериной Александровной. Тетушка решила отвадить его и велела передать, будто все уезжают в театр. На Екатерину надели шубу и вывели в прихожую. Чудом удалось влюбленным перекинуться несколькими словами.

— Анонимное письмо… меня мучают… нас разлучают… мы не едем в театр… я все та же и никогда не изменюсь… — твердила Екатерина словно в бреду.

Он был бледен, молчалив. Только и спросил:

— Как нам видеться?

— На балах, когда выйду из-под домашнего ареста.

Мишель учтиво извинился перед тетушкой и уехал.

И началась для Екатерины самая грустная, самая пустая пора ее жизни. Теперь ей некого было ждать, и она с умилением вспоминала то время, когда он наезжал каждый вечер. Казалось невероятным жить и не видеть его, и она вспоминала, как проводили они вместе длинные вечера: уедет, бывало, а ей останется отрадой припоминать и додумывать всякое движение его руки, значение улыбки, выражение глаз, повторять всякое слово Мишеля, разгадывая его. Екатерина со слезами вспоминала, как, проводив Мишеля, с нетерпением возвращалась в комнату, садилась на то место, где сидел он, с упоением допивала чай из его чашки, благоговейно целовала все, что он держал в руках своих…

Господи, как же она его любила! Теперь ей казалось невероятным, что когда-то она могла жить, не любя его, да еще и насмехаясь над его ухаживаниями! И страдание, которое Екатерина претерпевала сейчас, в разлуке с ним, было самым мучительным переживанием ее жизни, а ведь когда-то ей казалось, что и вся та жизнь состоит из одних только страданий…

Она и впрямь мало радости знала с самого детства. Сначала Екатерина была разлучена с родителями, потому что отец состоял на военной службе, а мать, урожденная княжна Долгорукова, ездила с ним. Брак ее был мезальянс, свершенный по страстной любви, и счастья ей не принес. Потому что избранник оказался игрок, игрок неистовый! Натура его была бешеная. Как все игроки, он беспрестанно переходил от нищеты к богатству, от отчаяния к восторгу, и матушка Екатерины всегда была равно несчастна и грустна.

Современник вспоминал о нем: «Александр Васильевич Сушков был страшный игрок и вообще бесшабашного характера. Когда ему в картах везло, он делал себе ванны из шампанского и выкидывал деньги горстями из окна на улицу, а когда не шло — он ставил на карту не только последнюю копейку, но до последнего носового платка своей жены. Нередко его привозили домой всего в крови после какого-нибудь скандала или дуэли. Понятно, что жизнь молодой женщины при таких условиях была по временам невыносима и содействовала развитию аневризма, который доконал ее».

Однажды он заподозрил жену в измене! Состоялась дуэль, потом настояниями отцовой родни она была отлучена от воспитания маленькой Кати. Правда, другую дочь, Лизу, ей оставили, однако для Кати, которая страстно любила мать, это было горем всей жизни. Многие годы провели они отдельно друг от друга, встречаясь украдкой, воровато, тайно, с помощью добрых людей или подкупленных слуг, обманом. Даже переписываться им не дозволялось, а портрет матери был изорван отцом в клочья… Часы, проведенные с матерью, были самыми счастливыми в жизни Екатерины.