Вечерняя звезда - [11]

Расстроенный генерал поковылял в комнату вслед за Авророй. Опечалила его собственная способность сильно огорчать Аврору даже тогда, когда он изо всех сил старался не испортить ей настроение. Такие особые усилия обычно ни к чему не приводили. Какой бы плацдарм ему не удавалось завоевать, это была территория, удержать которую удавалось всего несколько секунд, после чего приходилось снова возвращаться к окопной войне.

Он добрался на костылях до окна и остановился, не говоря ни слова. Он не знал, что сказать.

На дорожке в саду под окном в свете фонарей друг против друга сидели две белки, словно разговаривая между собой.

— Ты думаешь, эти белки счастливее нас? — спросил он. Аврора любила животных, и порой ее можно было отвлечь от мрачных дум, упомянув о них.

Аврора понимала, что это он пытается загладить свою вину, но по-прежнему чувствовала себя задетой и не хотела позволять ему втянуть себя в обсуждение беличьего счастья.

— Я же не виновата, что моложе тебя, Гектор. А ведь бесишься ты именно из-за этого. В наше время это называется подвести черту, не так ли? Я моложе тебя, и так будет всегда. У меня все шансы пережить тебя. Ты из-за этого бесишься?

Конечно, он бесился из-за этого, но не сейчас.

— Я знаю, что мне везет, — сказал генерал. — Ты так чудесно относилась ко мне все эти двадцать лет. По правде, ничего лучше тебя в моей жизни не было. С тобой мне было лучше, чем тогда, когда меня муштровали, с тобой мне было лучше, чем когда я был женат на Эвелине. Бесит меня то, что этому должен прийти конец. Конечно, ты в этом не виновата, — прибавил он поспешно. — Просто происходит именно это. Это просто жизнь и смерть.

Аврора тяжело вздохнула и задумалась. Генерал занервничал. Все чаще знаками пунктуации в их совместной жизни становились такие вздохи Авроры. Генералу это не нравилось. Настроение ее менялось за двадцать с лишним лет, прожитых вместе, сотни раз, если не больше, но обычно она избегала отчужденности. Она могла быть веселой, печальной, бешеной, но никогда она надолго не уходила в себя.

Теперь она стала вздыхать по-новому. Генерал читал в этом вздохе отчаяние и стремление замкнуться в себе. Не раз уже он намеревался попросить ее не вздыхать так, но боялся. Она могла неправильно истолковать эту просьбу. За долгие годы она много раз превратно его истолковывала, в сущности, настолько часто, что он попросту не мог взять в толк, почему она его еще не выгнала из дому.

Пока они стояли у окна, на дорожке, ведущей к дому, появилась маленькая машина, и из нее вышла Мелани, внучка Авроры. Она была толстушка, а волосы ее, коротко подстриженные, к досаде генерала, оказались выкрашены в зеленый цвет.

— Разве у нее зеленые волосы? — спросил он Аврору. — По-моему, они были розовые?

— Были розовые, а теперь зеленые, — пробормотала Аврора. — Мы что, из-за этого будем ссориться?

— Да нет, я просто наконец начал привыкать, что они розовые, — извинился генерал. — А теперь придется привыкать к тому, что они — зеленые. А до того они были оранжевые. У меня просто голова идет кругом. А когда-то у Мелани были красивые волосы, — добавил он. — Когда она была блондинкой.

Аврора и сама думала об этом. Когда Мелани была маленькой девочкой, ее светлые с отливом волосы приводили в восторг каждого, кто видел ее. Ей было всего три годика, когда умерла ее мать, и в последующие несколько лет ее живость, очарование и уверенность в себе помогали им не терять духа — им просто не удавалось грустить, когда они бывали с Мелани. Она никому не позволяла перечить ей, хотя пыталась это делать серьезно только Аврора. Она проскакала и пронеслась через годы раннего детства и юности, и ей удавалось в девяти из десяти случаев настоять на своем.

Потом она превратилась в девушку, и как только это произошло, от веселости, обаяния и самоуверенности Мелани не осталось и следа. Осталась лишь способность бросать окружающим вызов. Из костлявой, прыткой девчонки она превратилась в медлительную толстушку, которая подолгу занималась всякими пустяками и постоянно опаздывала к школьному автобусу. К тринадцати годам она начала исчезать из школы на несколько часов, к четырнадцати пристрастилась к амфетаминам, и ей пришлось провести большую часть летних каникул в лагере для наркоманов-подростков. Единственной, кому удавалось оказывать на нее хоть какое-то влияние, была Рози. К этому времени Аврора уже успела проиграть Мелани так много сражений, что почти перестала воевать с ней. Друзья Мелани — один богатый охламон сменял другого — все были одинаково невыносимы, по крайней мере, с точки зрения Авроры. От одного из них Мелани забеременела, и Рози уговорила ее сделать аборт. Вскоре она впервые убежала из дому, правда, в дом своей подруги, которая переехала в Даллас. Когда ей было семнадцать, в доме уже была такая напряженность, что Аврора согласилась снять для Мелани отдельную квартиру.

Она досрочно сдала экзамены в школе и поступила на курс журналистики в Хьюстонский университет, но вскоре бросила учиться и стала работать официанткой в фаст-фуд ресторанах. Потом снова взбрыкнула и бросила работу. Она опять была беременна, о чем и сообщила им с неделю назад. Аврора пыталась настаивать, что нужно опять сделать аборт, но Рози мать семерых и бабушка шестерых детей — хотела, чтобы Мелани родила ребенка. Один аборт можно было сделать, а два — нет. Кроме того, Рози до идиотизма любила детей и даже жалела, что сама не могла родить еще нескольких.